Муж и отец, купив продукты, забыл их по месту работы. Дочь, чтобы не помереть с голоду, была вынуждена в этот поздний вечер просить подаяния у Натальи Николаевны. Зато на следующий день, возвращаясь из института и не полагаясь на родителя, Аленка купила продукты сама. Родитель забыл было покупки в очередной раз, но вовремя о них вспомнил, буквально на выходе из больницы. В результате притащил пару весомых пакетов. Ну а чуть ранее с продуктовым набором приехала свекровь, обеспокоенная непомерным аппетитом внучка, приготовила обед, а заодно и ужин. Все было в порядке.
Шпионскую деятельность пришлось временно приостановить. Сопровождать «коварного изменщика» Степана Ивановича в Апрелевку втайне от него самого Наталья в одиночку не решалась. Я при всем желании составить ей компанию не могла. Посовещавшись, решили ограничиться приведением личности Анастаса Ивановича в соответствие со стандартом обманутой, но не сломленной этим обстоятельством жены. На относительное выздоровление оставался один день – пятница: в субботу надлежало явиться на кладбище. Была еще одна проблема – избавиться в этот день от заботы мужа и дочери, но она легко решалась с помощью дачи. Отметив мужество Димки, с которым он не хотел туда ехать (на самом деле наоборот), я повздыхала и упросила сделать это ради Алены – дочь вообще не бывает на свежем воздухе. С Аленкой разговор состоялся почти в том же духе, только она сопротивлялась больше. Окончательным доводом, сломившим сопротивление, была необходимость срочно высадить луковицы тюльпанов. Подозрительно поглядывая в мои честные глаза, дочь предупредила, что к вечеру может вернуться.
Субботним утром Димка с Аленкой отвратительно долго копались. Стоило большого труда делать равнодушный вид. Уехали сердитые и только в начале десятого. С наказом не трезвонить мне и не отвлекать от процесса выздоровления. Я демонстративно отключила телефон. Едва за ними закрылась дверь, как я мигом оделась и уже готова была выскочить в коридор, как услышала громкие голоса. Один был Наташкин, второй – Димкин. Муж что-то забыл. Пришлось спешно нырнуть под одеяло прямо в куртке и кроссовках.
– Это я! – донеслось из прихожей. «Кто бы сомневался!» – Забыли ключ от дачи.
Я что-то промычала про удивительную несобранность, создающую кучу проблем. И зря. Димка, остановившись на пороге комнаты, устроил импровизированное утро воспоминаний моих почти ежедневных ляпов. Я не на шутку обиделась. Муж подошел мириться и… Я поняла, что допустила самый крупный из мелких промахов.
– Да у тебя испарина! – воскликнул он, коснувшись губами моего лба.
Полежал бы сам в свитере, куртке, теплых колготках, шерстяных брюках и кроссовках на ногах под одеялом…
– Болезнь выходит, – громко сказала подруга, вовремя прервав момент прощания. – Зашла узнать, не надо ли чего в магазине. Ты иди, Димочка, иди, не волнуйся, мы сами справимся.
Димка неуверенно потоптался на месте, взглянул на меня с сожалением и наконец покинул помещение. Но, как выяснилось, не совсем. Входная дверь опять приоткрылась, и муж попросил меня все-таки включить телефон. Хорошо, что это было с порога, поскольку я уже вскочила с кровати.
– Включим! – успокоила его подруга. Дверь тихонько закрылась. – Да пусть себе звонит в наше отсутствие. Жалко, что ли. А Димке, если что, скажем, что включили и опять выключили. Имеешь ты, в конце концов, право спокойно подремать… двадцать четыре часа в сутки!
Наташка приняла решение ехать на своей «Ставриде». Сложность была только в том, что на ней же собирался ехать Борис. На дачу. Вместе с Денькой. Лешик уехал туда еще вчера. Наташка сослалась на рабочий субботник и обещала воссоединиться с семьей позже, прибыв электричкой. Муж удивился, но попросил сообщить о времени прибытия на станцию. Дабы встретить.
На повороте с Кольцевой дороги в Бутово подруга позвонила Борису и сообщила, что она в травмпункте. Вместе с машиной. Он не понял и встревоженно поинтересовался, вызвала ли она ГАИ. Подруга опешила и спросила: зачем? Препирались они долго – долларов на пять. Пока Наташка не заорала: «Помолчи!!!» – и начала объяснять сначала. Все, что успела придумать: какая-то Полина из нашего дома, которую Борис не знает и знать ему ни к чему, то ли подвернула, то ли сломала ногу рядом с нашим подъездом. И попросила протянуть руку помощи. Она протянула и теперь сидит и ждет, когда до Полины дойдет длинная очередь в травмпункте. Рядом плачут маленькие дети Полины. Так что Борис пусть сидит и ждет возращения машины. Как только, так сразу…
Наташка врала убедительно, мне даже послышался плач маленьких детей Полины.
– А он ее точно не знает? – с сомнением поинтересовалась я.
– Если уж я не знаю, то он и подавно. – В голосе Натальи слышались победные нотки.
Приехали мы ровно к десяти часам. Бросив машину у подъезда, поднялись на восьмой этаж и замерли у двери Танюшкиной квартиры, не решаясь позвонить. Но дверь скоро открылась, и оттуда выскочила заплаканная Галка. Увидев нас, она так удивилась, что замерла на месте, загородив проход. Мы удивились не меньше и отодвинуть ее в сторону даже не пытались.
– Ты уже вернулась из Питера? – спросила я, забыв поздороваться.
– Да. Позавчера. А тут такое… Я вообще-то толком и не знала соседку – несколько раз видела мельком, еще до ее переезда. Такая молодая, почти мне ровесница. Вот зашла спросить, не нужна ли какая-нибудь помощь… – Галка промокнула платочком глаза и посторонилась, но не ушла. – А вы что, ее хорошо знали? – Мы молча кивнули. – Бывают же совпадения! И давно?
– А со дня намеченного тобой новоселья, – съязвила Наташка. – Ты о нем удачно забыла, не предупредив нас. Но мы не в обиде. Я так понимаю, питерский любимый получил полный расчет? А здесь тебя ждет новое счастье?
– Извините, девчонки. Так получилось. Все так закрутилось. И никто меня больше не ждет, – печально возразила Галка. – Надоело… Вы после кладбища сюда? – переменила она тему, убирая скомканный платочек в рукав синего платья.
– Скорее всего, нет. Ириша болеет, а я тороплюсь по делам.
– Жаль. А то бы зашли ко мне. Посидели бы.
– В следующий раз, – мягко сказала я.
У Сергея мы застали человек пять. Сам он, привалившись к стене, стоял с безвольно опущенными руками. Похудел. Безжизненные глаза на осунувшемся лице смотрели на нас равнодушно. Мы тихонько поздоровались. На диване сидели двое пожилых людей, очевидно родители Сергея. Очень похожая на него худенькая молодая женщина с девочкой лет восьми была, скорее всего, его сестрой.
– Это подруги Танюши, – тусклым голосом представил нас Сергей. – Я вам звонил, – обратился он к нам. – В субботу и воскресенье. Никто не ответил…
– Нас не было, – пояснила я, не в силах добавить, что мы уезжали на дачу.
Наталья легонько толкнула меня локтем, я повернулась и сразу же увидела на закрытом салфеткой телевизоре фотографию задорно смеющейся Танюшки. Перед ней стояла неполная хрустальная рюмка водки, накрытая кусочком черного хлеба: жидкость потихоньку испарялась.
– Ну что ж, – обреченно хлопнув себя по коленям, тихо сказал отец Сергея, – больше ждать вроде некого… Поедем потихоньку. Танечка, наверное, заждалась.
Мать тихонько заплакала.
– А с работы? – недоуменно спросила Наталья. – С работы разве никого не будет?
– Все приедут прямо на кладбище. Они знают куда, – сухо пояснил Сергей.
На улице Наталья предложила кому-нибудь из членов семьи пересесть к нам в «Таврию», но они предпочли держаться вместе, разместившись в «Жигулях» Сергея.
Всю дорогу мы молчали. Похоже, родственники не испытывали сомнения в постигшем их горе. Это все, что удалось выяснить. Лезть к ним в душу с вопросами было, мягко говоря, неуместно. Мы уже и сами пропитались этим горем насквозь и почти поверили, что Танюшины звонки были потусторонними. Наталья на протяжении всего пути без конца вытирала слезы и хлюпала носом. Я ей усердно помогала.
Свежая могила была обложена многочисленными венками и свежими цветами. Фотография радостной Танюшки была та же, что и в квартире, только большего размера. Я с удивлением увидела, что ленты на венках и часть искусственных цветов варварски порезаны. Скорее всего, ножницами. И, не поверив своим глазам, нагнулась, растерянно потрогав трепетавшие на легком ветру лоскутки ленты с надписью: «Любимой жене…»