Почему же мне теперь не рассказать о том, что я знаю? Я влачу свое существование в скромной, но счастливой бедности. Мои дети обеспечены. Все же, я не хотел бы создавать трудности моим бывшим начальникам и товарищам, часть которых еще работает.
Жизнь в лагере
Было холодно и ветрено, когда 15 января 1944 года я прибыл в Освенциме на вокзал. Я подумал, не взять ли мне такси. Но там были только дрожки с лошадьми, и я решил пойти пешком. Я оставил свой багаж на хранение и спросил дорогу к комендатуре лагеря. Это было вовсе не далеко. Лагерь, казарменный комплекс с безобразными, но солидными зданиями, лежал в непосредственной близости. Ворота лагеря с надписью «Труд освобождает» были первым, что я мог увидеть в концентрационном лагере Освенцим. Мне бросилось в глаза, что очень многие заключенные ходили свободно без всякой охраны. Позже я узнал, что лагерь, который был окружен забором из колючей проволоки под током, охранялся только ночью. В течение дня заключенные могли свободно передвигаться на огромной территории. Однако эта территория была окружена постами часовых, которые ночью, после вечерней переклички, возвращались внутрь ее.
Я доложил о своем прибытии моему начальнику, оберштурмбаннфюреру доктору А. Это был большой, статный мужчина с голубыми со стальным отливом глазами и несколько красноватыми волосами. Приветствие было сердечным. Выяснилось, что он очень хорошо знал моего брата, который также служил при СС. Я сразу задал несколько любопытных вопросов в отношении концентрационного лагеря. Так я хотел знать, например, что за люди находились тут в заключении. Его ответ:
«Что касается немцев, то тем, кто тут сидит, здесь самое место… Враги народа… в остальном здесь сидит европейская элита». В этих его словах, как я установил позже, было много правды. Я представился его сотрудникам. Хауптштурмфюрер Б., русский эмигрант, бывший царский офицер, который наряду с русским языком также в совершенстве знал немецкий и французский языки, предложил отвезти меня на мою квартиру. Для сельскохозяйственного сектора офицерам полагались не автомобили, а конные повозки с кучером. Я нашел это несколько хвастливым. Также и то, что арестанты, которые встречали нас, останавливались, снимали шапку и становились по стойке «смирно», было для меня немного неловко. Но мы были офицерами, и солдаты СС тоже приветствовали нас солдатским отданием чести.
Автор (в центре) и офицеры во время осмотра лагеря
Моя квартира находилась в Райско на удалении примерно трех километров от главного лагеря. Там был женский лагерь, теплицы и помещения лаборатории для нашей работы по выращиванию растений. Мне была предоставлена комната в отдельно стоявшем доме. Я делил этот дом с моим коллегой, оберштурмфюрером доктором Ц., в задачи которого входил надзор за отделением растениеводства. Он был очень веселым человеком, и в его смехе было что-то сердечно-освежающее. У заключенных он был очень популярен. Даже сегодня ему еще пишут письма бывшие арестанты из Освенцима. Он женился молодым и позднее разрешил своей жене и обоим его детям еще дошкольного возраста приехать к нему. Я позже занял квартиру в построенной теплице. Там я жил вместе с одним ученым из Института императора Вильгельма. Я могу назвать его имя — это был доктор Бёме. После капитуляции его застрелил какой-то озверевший гражданский поляк. Он определенно не причинил никому никакого вреда и был воплощением любезности и готовности помочь.
Первой заключенной, с которой я познакомился, была «Агнес». Агнес принадлежала к «Свидетелям Иеговы», и она была выделена нам как «уборщица». Я хотел расспросить ее о ситуации в концлагере — но Агнес хранила молчание. Другой была госпожа Поль. Ей подчинялась кухня. Она также была «исследовательницей Библии» и раздавала арестантам листовки. Это не было позволено — но в мои задачи не входил надзор за заключенными. Кроме того, мне ее писания представлялись безвредными. В религиозных вопросах я всегда был толерантен. До сегодняшнего дня я не могу отказывать Свидетелям Иеговы в определенном восхищении и уважении. Их можно было запирать в тюрьму из-за их веры, и они страдали, так как они хотели страдать. Они не нуждались в охране, и они могли свободно передвигаться также вне цепи сторожевых постов.
В нашем женском лагере в трех бараках были размещены примерно триста женщин. Это были избранные кадры, которые работали почти исключительно для отделения растениеводства. В основном это были евреи и поляки, и несколько французов. Все очень хорошо говорили по-немецки. У многих были академические звания. Их работа носила научный характер, и они были очень независимы. Фактически происходило так, что не я, а заключенные должны были меня инструктировать, вводя в курс дела. Я попросил их объяснить мне суть их работы, и они делали это с определенной гордостью — я почти мог бы назвать это важничаньем. Однако у меня сложилось впечатление, что арестанты выполняли свою исследовательскую работу с усердием и радостью.
Растениеводство по методу селекции предусматривает исследования и отбор. Корни каучуконосов исследовались на предмет содержания каучука и затем увеличены с помощью черенков. Семена от них тщательно собирались и снова засеивались. Саботаж в этом деле был бы очень легок — но неизвестно ни об одном случае подобного рода. Ну, нужно также сказать, что заключенные мало доверяли друг другу. Там была старая ненависть между националистически настроенными поляками и евреями. Национал-социалистический антисемитизм был напротив безвреден. Результаты в повышении содержания каучука были весьма удовлетворительны. К сожалению, я больше не могу вспомнить цифры.
Русский агроном (слева) и автор
Хауптштурмфюрер Б. ездил в оккупированные восточные области и искал там ученых. Он привез в Освенцим несколько русских ученых с семьями, которые работали для нас как гражданские служащие и делали это также с большой охотой.
Трагическая ситуация сложилась, когда он привез в Освенцим русского агронома Я. Засмошека. Агроном встретил среди заключенных свою прежнюю возлюбленную. Эта встреча не осталась без последствий. Но Засмошек смог жениться на своей любимой. Ее отпустили из заключения. Я снова встретил обоих еще после эвакуации Освенцима в Галле на Заале. Они оба сияли от счастья. Мне в душе вовсе не было так радостно, так как я только что пережил в Дрездене бомбардировку 13 февраля и сам только чудом не пострадал. Думаю, что в тот день в Дрездене погибло больше людей, чем за все годы войны умерло в Освенциме. Однако военные преступления союзников даже сегодня еще не подлежат обсуждению.
Какой был распорядок дня заключенных в Освенциме? В 7.00 ч. побудка, умывание и душ, завтрак, утренняя поверка и в 8.00 ч. начало работы. С 12.00 до 13.00 ч. обеденный перерыв и в 17.00 ч. конец рабочего дня. В 19.00 ч. перекличка, затем внешняя цепь сторожевых постов заходила внутрь территории и охраняла только лишь лагерь изнутри. Почта доставлялась арестантам ежедневно. Пакеты и посылки открывались при перекличке и контролировались надзирателем лагеря. Редко случалось, что кое-что не передавалось арестанту, например, медикаменты и определенные книги и газеты, фотоаппараты, радиоприемники и другие технические устройства. Однако эти вещи оставались собственностью заключенных. Их относили в «Канаду» и хранили там.