— Блокнот и ручка для любовных писем. Или ненавистной почты. Или списка продуктов. Зеркало, потому что у меня всегда что-то застревает в зубах, — при этом она потирает пальцами зубы и демонстрирует их мне.
— Все хорошо, — говорю я.
Она продолжает.
— И зубная нить. По той же причине. И может, чтобы что-то связать. Жвачка для свежего дыхания или на случай, если надо что-то починить. Крем для рук с приятным запахом. Паспорт на случай, если влюбишься в иностранца, который увезёт тебя, — она делает паузу. — И презервативы.
Я поднимаю брови. Господи. Я одновременно и завидую идее о ней, использующей презервативы, потому что это значит, что она пользуется ими не со мной, и возбуждён потому что... что ж, теперь я представляю нас обоих в ситуации, в которой один бы нам точно пригодился.
— Так мы собираемся курить эту штуковину или нет? — говорит она выпрямляясь.
Я киваю, прочищая горло. Мои щёки горят.
— Нам надо пойти куда-то в другое место. Я могу спрятаться с виски в кабинете, но сигара это другое, — встаю со стула и хватаю кожаную мотоциклетную куртку. Сейчас конец июня, но по вечерам бывает прохладно. Надевая куртку, я спрашиваю ее: — Так зачем зажигалка?
Она накидывает на шею бордовый шарф, подходящий ее волосам и улыбке.
— На случай если профессор Голубые глазки захочет покурить со мной сигару.
Твою мать.
Я начинаю думать, что влип.
Беспокойно сглатываю.
— Что ж, рад, что ты подготовилась, — иду к двери и открываю ее для нее. — После тебя.
Она выходит в коридор, перебрасывая шарф через плечо, словно кинозвезда. Я понимаю, почему ее мать завидовала ей. Понимаю, почему каждый сделал бы то же самое. Как можно не влюбиться в неё?
Я следую за ней, запираю за собой дверь, мы идем по коридорам и выходим в Эдинбургскую ночь, легкий ветер заставляет деревья кланяться. Мы направляемся к Мидл Медоу Уолк и отправляемся по направлению к Медоус, останавливаясь под фонарем, когда я пытаюсь прикурить сигару, укрываясь от ветра, который гасит огонек.
Наташа действует как щит, подходя как можно ближе, и мы, в конце концов, встаём совсем рядом, пытаясь поджечь ее.
Ее близость нервирует. Табак не мешает мне чувствовать ее аромат. Кокосовый шампунь. Сладкий. Пьянящий. Это заставляет мое сердце сжаться.
Я встречаю ее глаза, смотрящие сквозь длинные ресницы.
Ощущаю пульс в собственном горле, ее взгляд околдовывает меня.
Мы смотрим в глаза друг другу, и воздух между нами вращается и кружится, медленное торнадо изменения давления, пока его не становится трудно игнорировать. Он тянет и тянет, и магнетизм поджигает мою кожу.
Я не знаю, что происходит.
Но такого со мной никогда не случалось.
И это абсолютно ужасно.
Наконец, сигара загорается.
— Должно быть, ты уже курил эту штуку, — шепчет она мне с томным взглядом.
Я делаю затяжку, угольки разгораются и она отступает. Дым поднимается вверх, уносимый ветром в темное небо. Хотя нить между нами не рассеивается. Не с расстоянием. Она потрескивает, как живой провод, тяжелый и напряженный и очень опасный.
Образ Миранды всплывает в меня в голове. Ее смех, как ее тонкие, изящные ноги бегали по пляжу на Ибице.
Предупреждение.
Должно быть, видение отражается у меня на лице, потому что Наташа спрашивает:
— Плохая сигара?
Я качаю головой и медленно выдыхаю, позволяя дыму колечками выйти из моего рта.
— Совсем нет.
Протягиваю сигару ей, и наши пальцы соприкасаются.
Это электричество, которое нельзя игнорировать.
Она держит сигару так, словно держала одну всю жизнь. Ее поза расслаблена, уверенна и совсем не похожа на то, как я себя чувствую. Измучен, сердце словно пропустили через мясорубку.
Но с чего бы ей чувствовать себя так, как я? Знаю, иногда она смотрит на меня, игриво и застенчиво с глазами, полными тайн, но раз, и она тут же хохочет над какой-то грубой шуткой, которую услышала где-то. Я просто профессор, даже если мне посчастливилось иметь голубые глаза. Мужчина, давший ей работу.
И я женат.
У меня есть сын.
У меня есть много всего.
Так почему я хочу, чтоб она смотрела на меня по-другому?
Она передаёт сигару обратно мне и выдувает дым уголком рта, как актриса сороковых годов.
— Очень похоже на Лорен Бэколл, — говорю ей, когда мы медленно идем по пешеходной дорожке, несколько человек бредут в противоположном направлении в город к барам и ночной жизни. Но мы, мы идем к темноте.