Контраргумент, однако. Пришла медсестра и взяла мне кровь из вены. Едва она ушла, привезли «каталку». Инвалидное кресло. Я содрогнулась живо ощутив чувства Артема при виде его, хоть парень и не подал виду.
Едва мы оказались за дверью с надписью «Реанимация», нас обступили родные. Все здесь. И все еще в платьях и костюмах. Ужасно усталые и несчастные. Глаза мамы и Оли покраснели от пролитых слез. Бедные мои…
Мы погрузились в лифт, поднялись на пару этажей. Коридор, снующий взад и вперед персонал больницы и пациенты. Гомон голосов, мелодия звонка чьего-то телефона. В голове начало противно гудеть, а внутри поднялась волна радости. Необузданной радости выжившего. Слезы навернулись на глаза. Все решили, что мне больно. Я принялась неловко убеждать, что нет, все хорошо.
Одноместная палата. Вид на панораму города. В нем тоже кипела жизнь. Кто-то спешил на работу, кто-то с нее возвращался. Пробки, ругань водителей, просыпающиеся офисы. Звук работающей кофе-машины.
— Эх, кофе бы сейчас.
— Нельзя, дочка, — укрыв меня одеялом, сказал папа.
— А… Да, конечно.
— Но немножко покушать надо перед капельницей, — включилась мама. Есть не хотелось.
— С удовольствием. Только если все, кто еще не ел тоже присоединяться, — повернула голову к Артему. Тот как раз стянул с себя халат. Вид окровавленной рубашки оживил и без того все еще яркие воспоминания. Артем выругался.
— Сынок, вот переоденься, — мама торопливо протянула ему пакет с одеждой. Коротко поблагодарив, Артем исчез в ванной комнате.
Потом все заговорили разом. Принялись хлопотать вокруг меня и утешать. Папа объявил, что мне нужен отдых, а я уточнила его необходимость для всех остальных. В итоге в палате остались только мои родители и Оля. Мама разогрела в микроволновке куриный бульон для меня и какое-то мясо с картофельным пюре, очевидно, для Артема.
— Мам, поезжайте домой. Я в полном порядке, а на вас лица нет.
— Давай-ка покушаем, — проигнорировав мои слова, мама поднесла к моим губам чашку. Я сделала пару осторожных глотков, проверяя затошнит меня или нет. После наркоза все же прошло меньше суток, кто знает… Но все обошлось и я, хоть и без аппетита, выпила полчашки.
— Умница, — со знакомой с детства интонацией радостно проговорила мама.
— Ваша очередь — у нас уговор, — хмыкнула я.
— Да мы завтракали.
— Я об отдыхе. Мой завтрак в обмен на ваш сон.
— Когда это мы так договаривались? — нарочито насупился папа.
— Сейчас и договорились. Серьезно. Пожалуйста. И Артема с собой возьмите…
— Я. Останусь. С тобой, — проговорил из ванной Артем. Распахнул дверь и вышел. Хромая и даже немного пошатываясь.
— Поешь, — я кивнула на дожидающуюся его тарелку. Ну, хоть в этом прислушался.
Через несколько минут мне поставили капельницу. Мама с папой дождались, пока она закончится, потом папа проследил, чтоб мне укололи обезболивающее и они все же собрались домой.
Мы с Артемом остались одни.
— Иди сюда, — он переместился со стула на край койки, — Нет, ложись…
— Вик, нельзя. Твоя рана…
— Что ей будет если ты просто полежишь рядом? — я закатила глаза, — Пожалуйста…
С минуту сомнений, и он осторожно улегся на бок, обхватив или скорее держа руку над моей талией. Так хотелось его обнять, но Артем лег справа и единственная ныне действующая рука была зажата между нами. Потому я просто прижалась лбом к его лбу. И какое-то время мы просто лежали так, слушая дыхание и стук сердец друг друга, наслаждаясь теплом тел. Его губы со стоном сомкнулись на моих. Нежно, трепетно, едва касаясь. Большие горячие руки мужчины обжигали кожу сквозь ткань ночнушки. Внутри проснулось неистовое желание, усиленное опасностью, пережитой накануне. Бедром я чувствовала, что оно взаимно. Боль, нарастающая сонливость и благоразумие отступали все дальше, но Артем оторвался от моих губ, левую руку устроил под своей головой, а ладонь правой целомудренно вернул на мою талию. Правая рука. На его кольцо есть, а вот на моей нет.
— Тема, кольца…
Он приподнялся. Вытащил из-под футболки цепочку, на которой были два моих кольца. Снял их, потом взял мою руку и поцеловав каждый палец, одно за другим надел на безымянный.
— Так жалко…, - бессвязно пробормотала. Действие лекарства некстати усилилось. Я прижалась к плечу Артема и закрыла глаза. И уже почти сквозь сон услышала:
— Если кому жалеть и придется, то только ему.