Осталось совсем не много времени до соревнования – мы тренируемся чаще и усерднее, делая упор на фигурах: станте и пирамиде. Моя растяжка улучшилась: шпагат теперь уходит в минус тридцать сантиметров, флажок становится идеально ровным. Потому что теперь я не жалею себя: я не просто терплю боль, я наслаждаюсь ею.
– Ты можешь потянуть мышцу, – произносит Хлоя, садясь рядом со мной и с опаской поглядывая на выбранную мною табуретку для растяжки.
Переживает – ведь скоро соревнования.
– Нет. Это моя безопасная зона, Ло, – отвечаю я.
Девушка вздыхает и качает головой, но ничего не произносит вслух. Приступает к базовым упражнением для разогрева мышц.
– Я давно не видела Уайта. Он не хочет помогать нам?
Упоминание о Шоне заставляет меня вспомнить – снова. Сердце пропускает несколько ударов.
– Спроси у него сама, – отвечаю я, думая о том, что в последний раз, когда мы с ним виделись, я так и не узнала причину его отсутствия тем вечером.
Как и не спросила о результатах его поисков. Просто я была уверена, что у него тоже нет никакой новой информации. Обсуждать это с нами Шону очень тяжело. Я понимаю. Я вижу чувства за каменной маской.
– Что опять между вами произошло? – спрашивает Ло.
Я не смогла бы рассказать ей правду, даже если бы хотела. Никто не должен знать о том, что могло произойти в тот вечер, заглядывать мне в душу и видеть то, что я в себе так ненавижу. Ни одна живая душа.
– Ничего. Ло… я не хочу ни видеть его, ни говорить о нем, ни слышать его имя, ясно? Сделай одолжение.
Она пожимает плечами и продолжает тянуть стопу.
Проснувшись на следующий день утром, я чувствую легкую слабость и опустошение. На улице теплая, солнечная погода, но я никуда не пойду – останусь дома. Не хочу никого видеть, не хочу думать о том, что, возможно, я уже десятки раз сталкивалась с убийцей, но не смогла этого понять. А ведь, скорее всего, так и есть. Какая ирония.
Хотя бы одна зацепка. Одна подсказка. Я сделала все, на что была способна, только этого мало.
Я делаю себе кофе, закутываюсь в плед и открываю дневник Евы.
Может быть на одной из этих страниц есть ниточка, которая приведет меня к истине?
Я читаю строки и вижу все события, произошедшие с нами когда-либо, ее глазами. Чувствую легкость, парю над облаками, откинув все прочие мысли. Так Ева ощущала себя при жизни…
Дневник в толстом переплете, с множеством страниц, в которых описана вся жизнь девушки с ее четырнадцатого дня рождения. Двенадцатое июля две тысяче четырнадцатый год… я помню этот день. Мы провели его на озере.
Шон не смог поехать с нами, и поэтому четырнадцатилетие Евы запомнилось мне как одно из самых ярких и интересных событий. На душе было спокойно и легко, и осознание того, что Уайт не сможет испортить мне этот день, делало его еще более прекрасным. Ева, наоборот, сожалела о том, что брата нет рядом, хотя и не говорила мне об этом.
Воспоминания обрушиваются на меня одно за другим, с каждой прочитанной страницей желание вернуться в прошлое становиться сильнее. Но это не возможно. Я начинаю читать медленнее, словно боясь дойти до конца. Держа в руках эту тетрадь, читая эти строки, я будто слышу голос Евы, ощущаю ее рядом.
Некоторые записи заставляют меня смеяться или нагоняют тоску, другие – наводят на раздумья. Я думала, что знаю о подруге все, но это оказалось не так. Я думала, что знаю все о Шоне…
«Сегодня я разговаривала с братом об Элиз. Хотя она и не говорит мне об этом, но я вижу, какую боль причиняют ей его слова. И это все кажется мне странным… Ведь Шон никогда не обращается так с другими девочками, а Элиз никогда не воспринимает оскорбления так близко к сердцу. Она из тех девчонок, которые могут достойно ответить на любую грубость и забыть об этом инциденте уже через минуту. Что между ними происходит? Шон сказал, что привык говорить все прямо и не собирается делать для моей «подружки-стервы» исключений. Он был насмешлив и жесток, как всегда. А вечером, придя домой сильно выпившим, спросил, пристально глядя мне в глаза: «Она ненавидит меня?».
Да… Я знаю, Элиз сделала бы все, чтобы больше никогда не видеть его. Но с чего у него возник такой вопрос? Разве он не делает все для того, чтобы вызывать у нее именно эти чувства?
Я ничего не ответила, молча поставила ему на стол стакан воды, а он с яростью швырнул его в стену. Я испугалась, что проснуться родители. Не могу смотреть на то, как отец, обессилив морально, бьет брата за то, что он снова вернулся домой в таком состоянии, не могу слышать, какие слова летят из уст обоих… Но я рада, что братик ночует сегодня дома, что все обошлось. Думаю, я засну счастливой лишь от осознания этого!»