– Спасибо. Ты тоже.
У Брендона уставшее лицо и темные круги под глазами, будто он не спал несколько дней. И почему-то ни одного синяка.
– Я видела, как ты ударил Шона… что было после этого? Он что-то говорил? Хотя зачем я это спрашиваю… можешь не отвечать. Лучше скажи, как ты вообще оказался на гонках?
– Ник позвонил, когда увидел тебя с Уайтом. А я был совсем не далеко. А Шон… это странно, но он выглядел так, будто это его машина несколько раз прокрутилась вокруг своей оси. За несколько минут до этого Артур и все остальные зрители признали в тебе Бекки. За тебя очень волновались… люди не хотели разъезжаться, даже когда туда ехала скорая и полиция. Ты всю дорогу до больницы что-то шептала, много раз произносила имя Уайта.
Я опускаю глаза.
– Наверное, проклинала его.
Брендон молчит.
Ну почему я снова пытаюсь придумать какое-то оправдание, цепляюсь за всякие мелочи? Что мне сделать, чтобы чувства погасли? Это больная любовь. А может, не любовь, а всего лишь влюбленность, или физическое влечение.
– Помнишь тот вечер, когда мы ездили в школу за документами Кира? – спрашиваю я, не в силах держать больше все в себе, – Ты хотел знать, что со мной происходит. Так слушай! Я думала, что сойду с ума… потому что вздрагивала от каждого Его прикосновения. А потом не могла сопротивляться: когда Он целовал меня, я ему отвечала! И чувствовала себя так, будто лечу вниз на огромной скорости и не хочу раскрывать парашют. Это началось давно, только я запрещала себе об этом думать. Но он все равно увидел… Я поехала на ту вечеринку, чтобы отомстить ему за Мию и сказать, что так как он обращаться с людьми нельзя. Эта девушка из моей команды, она рыдала и говорила, что он ее использовал. А потом призналась, что все было не так, как она сказала, что Шон произнес мое, слышишь, МОЕ имя, когда был с ней! И я подумала… что, может быть, мне не показалось. Мне не могло показаться, понимаешь! Он не мог так притворяться! Он вернул мне дневник Евы. С вырванной страницей… как глупо с его стороны? Если бы не эта страница, я бы ни о чем не догадалась. Зачем он это сделал? Хотел, чтобы я узнала? Думал, что я не сделаю то, что должна? Или был уверен в том, что заставит меня молчать? Никто никогда не узнал бы о том, что это сделал он, если бы… Я не хотела такой правды, понимаешь!? Не хотела…
Внезапно внутри как-будто что-то взрывается. Я не могу и не хочу больше быть сильной!
Я рыдаю в голос, не сдерживая себя. Брендон прижимает меня к себе и гладит по руке, и я, не сопротивляясь, кладу голову ему на плечо и чувствую на губах соленый привкус.
Перед глазами снова мелькают воспоминания, связанные с Ним. Хочется кричать и бить предметы о стену, но я лишь еще сильнее прижимаюсь к Брендону. Он молчит, но ведь слова и не нужны. Я знаю, что мой друг рядом, чувствую его поддержку и понимаю, что не одна. Наступает такой момент, когда слезы останавливаются, а внутри становится пусто.
– Лиз, я даже не представлял, – произносит Брендон, – Даже мысли не была, что между вами происходит что-то подобное. Я был уверен в том, что ты его ненавидишь.
– Я тоже, – отстраняясь, говорю я.
Я не узнаю свой голос: он слишком низкий и какой-то бесчувственный.
Брендон хочет что-то сказать, но я останавливаю его, прижав свой палец к губам.
– Не говори ничего. Я знаю, о чем ты думаешь, – произношу я, отводя глаза, а затем перевожу тему: – Моя мама знает о том, что я здесь?
Нет необходимости говорить другу о том, что все, сказанное мной, должно остаться только между нами.
– Ей только недавно смогли дозвониться. Она едет.
Я тяжело вздыхаю.
– Она знает обо всем? То, что я рассказывала полиции…
– Да, твоей маме все коротко объяснили.
– Ну все… теперь она запретит мне выходить из дома и будет круглосуточно сидеть там сама.
Брендон смотрит на меня слегка удивленно.
– Лиз, тебе самой не страшно за свою жизнь?
Я улыбаюсь одними губами.
– Нет.
И это очень странно. Я боялась раньше, когда еще не знала, кто мне угрожает.
Через какое-то время приезжает мама и чуть ли не плачет, сидя возле моей кровати. Я не хочу видеть ее в таком угнетенном состоянии, убеждаю, что со мной все в порядке. Разговаривая с врачом, мама несколько раз бросает на меня тревожные взгляды. Через какое-то время они заканчивают диалог и он, подойдя к кровати, произносит:
– Элизабет ни в коем случае нельзя изолировать от общества, ей нужно заниматься привычными делами и снова входить в прежний жизненный ритм.
Входить в прежний ритм… Я сомневаюсь, что это получится. Сейчас мне абсолютно безразлично все, что раньше было дорого. Я не хочу видеть друзей, ходить на тренировки… У меня выбили почву из под ног и теперь я, кажется, уже не смогу подняться, потому что не вижу в этом смысла.