Он, лишь секунду помедлив, вытаскивает из внутреннего кармана кожаной куртки свернутый в несколько раз листок и протягивает мне.
В ту ночь…
«братик был свидетелем несчастного случая. Парень из его компании в почти бессознательном состоянии толкнул мужчину, который грозился вызвать полицию, пытаясь отобрать у него телефон… и этот человек ударился головой об угол лавочки. Он уже не дышал. Ребята испугались и ушли, не вызвав ни полицию ни скорую. Но на Шона повлияло не только это событие. Той же ночью произошло кое-что еще… Он сделал больно Лиз, которая искренне пыталась помочь, и за это себя ненавидит. Я не была удивлена, услышав это. Я всегда знала, что в душе, не признаваясь в этом даже себе, Шон испытывает к Элизабет сильные чувства.»
Дальше идет запись следующего числа.
Я смотрю на листок, перечитываю последнюю строчку снова и снова, боясь поднять взгляд. Эти секунды кажутся вечностью…
Теперь я понимаю, почему Шон вырвал этот лист. Конечно, он не хотел, чтобы я видела последнюю фразу, написанную Евой за этим числом.
– Ей показалось, правда? – зачем-то спрашиваю я, не поднимая взгляда.
– Нет, – не громко произносит Шон с грустью, – Ты ведь сама это знаешь. Лиззи? Я иногда думаю… почему все сложилось именно так? Я ведь постоянно причинял тебе боль. В первый раз, когда я увидел тебя, ты показалась мне не такой, как все. А потом ты уронила торт на мою любимую рубашку и я почему-то решил, что ты сделала это намеренно. Что-то такое было в твоем взгляде… он будто всегда смеялся. А дальше все как-то пошло само собой. У нас были очень странные отношения. Мне было интересно наблюдать за твоей реакцию на мои колкие слова: в твоих глазах загорались искры. И, главное, ты смотрела так только на меня. Я уже тогда что-то чувствовал, только не понимал, что именно. Мне хотелось, чтобы ты была рядом, чтобы смотрела на меня так, как ни на кого больше, но я не мог переступить юношескую гордость и изменить привычки. Между нами вырастала стена, становилась все толще и лишь иногда она разрушалась – такие моменты я любил больше всего на свете. Я привык, что мне достается все, что я хочу. Деньги, девушки, машины… И вот происходит такое… я злился на себя, но на тебя еще больше. Хотел подавить в себе это чувство, только вот ничего не получалось. И… я ведь привык всегда быть сильнее. А ты не ломалась, и этим выделялась среди других. Потом ты начала встречаться с Максом, и тогда мне стало казаться, что я ненавижу тебя. Такую неприступную и идеальную во всем.
Лишь в этот момент я решаюсь поднять взгляд.
– Идеальная во всем? Поверь, это не так. Я бываю высокомерной, вспыльчивой и имею ужасную привычку влюбляться в придурков!
Уголки губ Шона приподнимаются, взгляд становится ясным. Какая-то часть меня жаждет сократить расстояние между нами, а другая все еще чувствует исходящую от него опасность.
– Это все может быть ложью, игрой, – пристально глядя на меня, произносит Шон, – Здесь нет фактов, есть только десятки разных вариантов произошедших событий. Суть в другом. Ответь мне на один вопрос: ты мне веришь? Ни фактам и доказательствам, ни логике. Ты можешь довериться мне?
Он прав. Шон не может доказать мне правдивость своих слов. Макс говорит, что нужно опираться на факты, но что делать, если они противоречивы? Сейчас я ставлю на кон свою жизнь. И даже если я ошибусь, для меня этот выбор останется правильным.
– Я верю, – произношу я, – Но как же я могла подумать… Прости… Прости.
Я подношу ладони к губам, осознавая, в чем обвиняла Шона и представляя, через что сейчас проходит он. Неуверенные шажки навстречу друг другу сменяются стремительным рывком, сдержанность – теплыми объятиями. Я и не знала, что даже в таком аду есть место для счастья. Я прижимаюсь щекой к его груди, не думая ни о чем и просто наслаждаясь этими секундами: когда не нужно быть сильной, испытывать неловкость, грусть или злость; мечтать быть ближе, и в то же время отталкиваться друг от друга, как обратные стороны магнита. Просто быть рядом…
– Мы ведь чуть не убили друг друга на этих гонках, – тихо произношу я.
– Я был уверен в том, что ты освободишь дорогу.
– А я, в том, что ты остановишься. Мы просто идиоты…
– Зачем ты ездила под другим именем? Зачем ты вообще участвовала в гонках? – спрашивает Шон.
– Помнишь, ты однажды сказал, что мне слабо?
Шон тихо смеется, а я с улыбкой на губах слушаю его смех.
Мы разговариваем так, словно никогда и не были врагами. И в то же время, словно боимся, что этот момент когда-нибудь прекратится.
И… Да, я верю. Ни смотря ни на что. Пусть он причинял мне боль, но еще избавлял от страданий. Если бы его не было все эти годы в моей жизни, она была бы пустой. Что бы я не говорила до этого, я никогда не смогла бы отказаться от этих чувств и эмоций. Сейчас я это понимаю.