– Я отказываюсь от своих слов и хочу забрать свое заявление, – прямо говорю я, не дожидаясь, пока Джер спросит о причине моего прихода.
Отец Макса смотрит на меня с интересом, но без особого удивления.
– Какие обстоятельства заставили тебя так быстро поменять свое мнение? Может быть, Уайт угрожал тебе? – спрашивает он и указывает на кресло напротив, – Присаживайся.
Сидение оказывается довольно жестким.
– Конечно нет, – сморщившись, произношу я, – Никто мне не угрожал. В любом случае, меня бы это не напугало.
– Да, я знаю, что ты не из робкого десятка, Элизабет, – с убежденностью отвечает Оулдман, – Расскажи обо всем по порядку. Почему теперь ты думаешь иначе? Разве Уайт не угрожал тебе, не пытался убить?
– Нет, – произношу я не громко, – Я в этом абсолютно уверена.
– А мы не уверены, девушка, и даже убеждены в обратном, – самодовольно произносит младший помощник.
Я рассказываю обо всем, что узнала за это время, опровергая доказательства виновности Шона, умалчивая при этом о нашей встречи, смотрю на Макса, затем на его отца и не нахожу в их глазах ни одной искры понимания. Все трое, сидящие в комнате, смотрят на меня, словно на пациентку психиатрической больницы, утверждающую, что рыбы умеют летать.
– Ты можешь отказаться от своих слов, Элизабет, если так хочешь, у нас и без них много фактов, указывающих на виновность Уайта.
– Каких? – спрашиваю я хриплым голосом.
– Я не понимаю, почему ты защищаешь его, Лиз, – произносит Макс, – Ты ведь ненавидела его.
– Вы сказали, есть доказательства, – обращаюсь я к Оулдману старшему, игнорируя его сына, – Назовите мне их.
– Экспертиза показала, что почерк на предсмертной записке не принадлежит Еве.
– Конечно не принадлежит, она ведь ее не писала, – произношу я, удивляясь глупости собеседника, – Из этого следует лишь то, что ее убили.
– У Шона нет алиби и есть мотив: устранить свидетеля.
– Я же вам рассказала: Ева никакой не свидетель. Я видела вырванную страницу.
– И где ты ее нашла? – спрашивает Макс.
– Это не важно, – произношу я, отводя взгляд.
Я не должна говорить о том, что виделась с Шоном, так же как и о том, что он на самом деле рассказал Еве в тот день. Но без этих фактов мои слова не имеют никакого смысла…
– Покажи эту страницу, – говорит Оулдман.
– У меня ее нет.
Шон был прав. Теперь я выгляжу идиоткой.
– Перестань защищать его, Лиз! Этой ночью он убил Эвана…
– Он не делал этого! – резко встав с кресла, произношу я, пристально смотря на Макса, а затем на его отца, который слушает меня с невозмутимым видом и явно не воспринимает мои слова всерьез, – И на этот раз у него есть алиби. Записывайте! Я могу его подтвердить.
В комнате наступает молчание. Макс смотрит на меня широко распахнутыми глазами, Оулдман замирает, не находя нужных слов, а его помощник глуповато улыбается.
Я понимаю, что сейчас будет происходить, но ничуть не жалею о том, что сказала.
– Значит, ты прикрывала у себя в доме преступника? – спрашивает Оулдман стальным голосом.
– Нет. Я не прикрывала преступника. Я пустила к себе в дом брата лучшей подруги.
– Не притворяйся дурой, Элизабет. Я могу арестовать тебя прямо сейчас.
– Папа! – Макс кидает на отца неодобрительный взгляд.
– Ладно. Допустим, он ночевал у тебя в доме. Но он ведь мог уйти и совершить убийство после того, как ты заснула.
– Не мог. Я не спала, – отвечаю я, чувствуя на себе пристальный взгляд Макса.
– Наверное, у вас с Шоном Уайтом была очень интересная тема для разговора, – ехидно произносит помощник, но, встречаясь со мной взглядом, замолкает.
– Наши темы для разговора – это уже мое дело, и вас никак не касаются, – резко отвечаю я.
Оулдман дает мне бумагу и просит написать то, о чем я только что рассказала. Сделав это, я расписываюсь, прощаюсь со всеми присутствующими, и выхожу из кабинета.
– Элиз! – слышу голос Макса, садясь в машину.
Он подходит ко мне и наклоняется к открытому окну водительской двери.
– Не хочешь мне ничего сказать? – спрашивает он.
– Хочу, – вздохнув, произношу я, – Макс… между нами ничего больше не может быть. Прости.
Мне больно смотреть на то, как меняется его взгляд. Он явно ожидал услышать совсем другое. Теперь я для него – предатель.
– Значит… ты… Да ты просто влюбленная дура! Он тебя использует! А потом выбросит, как надоевшую игрушку. Он терпеть тебя не может с детства. Он – убийца, слышишь?!
Я жму на газ, не желая слушать эти слова. Да, Макс много чего для меня сделал: подарил любовь и тепло. Но сейчас я вижу обратную сторону монеты. Я не могу ничего сделать со своими чувствами и не хочу никому лгать, поэтому говорю правду, хоть она и делает больно Максу. А он… он намеренно пытается причинить боль мне, даже не пытаясь ничего понять.