Я останавливаю машину возле центрального парка. Тренировка еще не скоро, а в пустой дом возвращаться совсем не хочется.
За все эти годы мне стала родная ночная природа этого места, а дневной свет и толпы прохожих здесь– совершенно чужды. Мы лишь изредка гуляли здесь с Евой. Когда я думаю об этом, становиться грустно. Землю освещают яркие солнечные лучи, а внутри меня – пустота и холод.
И все-таки… какую роль во всей этой истории играет записка с угрозой? Кто ее мог подбросить и как? Она появилась там после того, как ушли ребята. Окна были закрыты, посторонний не мог войти в дом незамеченным. Или мог, когда все вышли из дома, а я во дворе разговаривала с Брендоном? Подкараулить нас, пробраться в гостиную, подкинуть записку и выйти оттуда незамеченным… и все это за пару минут. Где же мы стояли в тот момент?.. Был ли нам открыт обзор на входную дверь? Вспомнила! Его машина стояла возле открытых ворот, как раз напротив дома. Это значит, что никто не смог бы проникнуть туда незамеченным… Окна… Все ли они были закрыты? Да. Я помню это абсолютно точно. Замкнутый круг какой-то. Никто из ребят не мог подбросить эту записку, ведь это бы значило, что…
Я опускаюсь на лавочку и прижимаю ладони к лицу.
А ведь есть еще игра. Ее тоже кто-то достал из сейфа Хлои и подбросил Шону. И, по логике, тот, кто знал пароль.
– Девушка, вам плохо? – слышу чей-то голос и чувствую руку на своем плече.
Поднимая взгляд, я вижу девушку в очках, на вид лет двадцати пяти. Большие добрые глаза, чуть приподнятые брови. Мне кажется, что она – очень хороший человек.
– Нет. Все хорошо, спасибо, – отвечаю я.
– Точно? Вы очень бледная. Может, вызвать скорую?
– Со мной правда все в порядке, – убеждаю я собеседницу, улыбаясь одними губами.
Смотря вслед уходящей девушке, я думаю о том, что она очень похожа на Еву. Внешних сходств мало, доброта и искреннее желание помочь людям – вот что их объединяет.
День длится очень долго. Я постоянно смотрю на телефон, надеясь увидеть на экране незнакомый номер, с которого может позвонить Шон, и не могу ни на чем сосредоточиться. Возвращаясь вечером домой, вижу полицейскую машину рядом с нашими воротами…
И что это значит? Заторможенные люди в униформе поняли, что происходит, только после того, как я уехала, и решили все же арестовать меня за то, что прикрываю человека, находящегося в розыске? Или, может быть, причина в том, что я, прикрывающая человека, находящегося в розыске, теперь не любимая девушка сына начальника полиции, а та, кто его бросила? Да какая, по большому счету, разница…
Я захожу в дом, и в тот же момент из гостиной выходит мама с каменным выражением лица.
– Это правда? – спрашивает она, – То, что сказали мужчины из полиции…
За ней в коридор проходят Оулдман и его помощник.
– Я не знаю, что они тебе сказали, мама, поэтому не могу ответить на этот вопрос.
Я снимаю обувь и иду на кухню, так, словно на пороге нашего дома не стоят полицейские. Наливаю стакан воды и, сделав несколько глотков, достаю из холодильника курицу.
– Хотите? – указав на еду, спрашиваю я у полицейских, в недоумении застывших посреди гостиной.
– Элизабет! – возмущенно говорит мама, пристально глядя на меня.
Пожав плечами, я выкладываю мясо на тарелку и ставлю в микроволновку.
– Зачем вы пришли? – спрашиваю я стальным голосом, повернувшись к отцу Макса.
– Мне нужно поговорить с тобой наедине, Элизабет, – отвечает он, – Не бойся, я не собираюсь тебя везти в участок. Это, можно сказать, неофициальная встреча. Ни как полицейского и гражданина, а как человека и человека.
Я ожидала совсем других слов. Думала, он разозлился из-за того, как я «обошлась» с его сыном. И что же у него на уме? Он надеется получить от меня какую-то полезную для себя информацию? Не получится.
– Хорошо, – соглашаюсь я.
По просьбе Оулдмана мама и его помощник уходят в другой зал и закрывают за собой дверь. Мы садимся на мягкие кресла напротив друг друга.
– Послушай, Элизабет, я понимаю, что ты чувствуешь. Ты влюблена в Шона Уайта и пытаешься его оправдать. Такое случается со всеми: я видел немало подобных ситуаций.
Я еле сдерживаю внезапно возникшее желание молча выйти из зала, хлопнув дверью.
– Но ты ведь не такая, как остальные. Ты сильная девушка, я вижу это, и можешь мыслить разумно даже в такой ситуации. Просто посмотри на все со стороны.
– Ах, со стороны… я знаю, как это работает. Вы видите на сцене улыбающуюся, светящуюся радостью танцовщицу, исполняющую акробатические элементы так, словно для нее это проще, чем пошевелить пальцем. И совершенно не задумываетесь о том, какова цена этого. Каждодневные многочасовые тренировки, нехватка времени, безумный страх перед выходом на сцену, растяжения и переломы… Понимаете, о чем я?