После уроков ты мчишься домой, достаешь отвертку и плоскогубцы, и приступаешь к изучению. Часы — это же так интересно! Там столько всяких малюсеньких штучек. Всяких колесиков и шестеренок. Через десять минут этот высокоточный механизм контроля времени превращается в жалкую кучку металлолома, и ты теряешь к нему интерес.
Первый урок следующего дня начинается законным вопросом учителя:
— Кто-нибудь видел часы?
Тебе восемь лет и ты совсем не герой. Самообладание для тебя — всего лишь трудное слово. Твои родители не спартанцы, они обычные люди. Они растили обычного ребенка, откуда тебе знать про хладнокровие?
— Кто видел, куда они делись?
Тебе восемь и ты насмерть перепуган. Вдруг оказалось, что ты спер эти чертовы часы. Как объяснить, что ты их не крал? Как объяснить, что тобой двигало любопытство, но совсем не корысть? Какая вообще разница между воровством и желанием взять без злого умысла? Тебе только восемь, как ответить себе на эти вопросы, тем более убедить большую красивую женщину? Ты сидишь и до смерти боишься, что чей-то палец сейчас укажет на тебя. Потому что часов больше нет. Их даже нельзя вернуть — от этого проклятого механизма осталась горстка погнутых шестеренок.
— Я видел, как он взял ваши часы, — говорит одноклассник.
Страх и растерянность. Хочется убежать и спрятаться за спины больших и близких людей. Но в данный момент это невозможно. Сейчас большие близкие люди тебе не союзники — если они узнают, будет только хуже. Как им объяснить, если не можешь объяснить даже себе?
— Зачем ты это сделал? — спрашивает учительница.
Тебе восемь и ты молчишь. Потому, что не знаешь ответ. Ты чувствуешь, что правда тут не нужна — ложь просочилась в реальность и вывернула истинный смысл события наизнанку. Тихо и незаметно, словно профессиональный диверсант, она подкралась и пустила яд непонимания, исказила отношение окружающих к твоему поступку. Она сделала свое темное дело, и вот результат: все уже знают, что ты стащил эти часы. Они уверены, что ты маленький вороватый хлюпик. Попытайся доказать обратное, и станет только хуже. Весь класс будет над тобой смеяться. Немец — вор! Вот что будут они говорить друг другу и кивать головами. Они, которые по другую сторону. Потому что правда — это уверенность большинства. И эту формулу придумали не социологи, ее знает каждый ребенок.
— Зачем ты это сделал? — на следующий день спрашивают тебя родители.
Ты все так же молчишь. Ты все еще не знаешь ответ. Наружу просятся слезы. Слезы отчаянья, слезы невозможности правды.
Тебе только восемь и ты запомнишь эти часы на всю свою жизнь. Еще много лет они будут сниться тебе кошмаром. Среди череды однотипных школьных дней–близнецов ты, наконец, запомнишь первый. Потому что этот день будет ассоциироваться с первым самостоятельным и пугающим знанием: невозможность правды — это тайная полиция Ее Величества.
4
Ты смотришь на уезжающий по пыльной дороге автобус и чувствуешь ледяную тоску. Он увозит твоих родителей, а ты остаешься здесь, за много километров от дома. И увидишь теперь их только через неделю. Ну почему они так поступают?!
Какая-то тетенька берет тебя за руку и тащит за железную ограду. Ты плетешься за ней, все еще высматривая в поднятой пыли уже исчезнувший автобус. Рядом и вокруг полно детворы, ни одного знакомого лица! Мир, полный зла и агрессии, мир, от которого постоянно пытался убежать и спрятаться, сейчас навалился со всех сторон. И называется этот ужас «пионерский лагерь».
Совершенно незнакомая обстановка, абсолютно непонятная жизнь. Чтобы поесть, надо выстроиться в длинную колонну и дружно топать в столовую. Чтобы лечь спать, нужно дружно умыть физиономии и почистить зубы. Добрая половина этих верзил на голову выше тебя. Если кто-то из них отберет у тебя зубную пасту и, нагло заглядывая в глаза, будет выдавливать тюбик себе в рот и мерзко чавкать, некому будет даже пожаловаться! Эта тетенька, которая завела тебя за железный забор, ее никогда не бывает рядом. Она появляется только чтобы разучить с вами очередной дурацкий стишок, или построить в шеренгу перед парадным маршем в столовую.
В происходящем нет смысла, ты не в силах постигнуть, почему все этос тобой происходит. И хуже всего, что никак эту пытку не прекратить. Ты даже не знаешь, как далеко ты от дома, понятия не имеешь, приедет ли мама на следующие выходные. Да и какие там выходные — до них целая вечность!
Чувство брошенности и безысходности, вот что переполняет твое естество.
«Зачем меня сюда привезли?! Что здесь может быть хорошего?! Я хочу домой!!!»
Эти фразы заклинаниями пылают в твоей голове, плавят волю, иссушают душу. Ты прячешься под разлапистым деревом подальше от случайного взгляда, подальше от облупленных корпусов, переполненных детского гомона и скулишь, словно потерянный волчонок. Еще минута и ты откровенно ревешь, твою грудь сотрясают рыдания, глаза набухают и проливаются горькими слезами. Неуемная жалость к себе, отчаянная ненависть к родителям. Не за кого спрятаться, некуда бежать!
Так проходит два дня, потом три, и четыре. Слез становится меньше, дыхание выравнивается. Не потому, что ты привыкаешь к новой жизни, а потому, что рано или поздно слезы заканчиваются сами по себе. А потом приходит осознание необходимости исправлять ситуацию самостоятельно. Здесь за тебя никто и пальцем не пошевелит.
«Бежать!» — вот твое решение.
Тебе еще нет девяти, и просчитать несколько ходов вперед задача для тебя совсем не простая. Но, в конце концов, хуже не будет. Хуже ведь некуда. Куда может быть хуже, если даже слезы закончились? Пора!
Следующим утром ты тенью ускользаешь из двигающейся на завтрак колонны, тихонько перебираешься через ограду и даешь чесу в направлении, которое кажется тебе верным.
Так приятно осознавать, что проклятые стены облупленных корпусов и штакетник ограды остаются за спиной и с каждым шагом отдаляются все дальше и дальше! Луговая гладь пушистой травой и пестрыми цветами несется под ноги. Напряжение, скопившееся за все эти дни, рассасывается, улетучивается…
Еще нет девяти, откуда тебе знать, что час назад ты взял старт марафона, который не закончится в течение всей твоей жизни. Пытаясь убежать от мира, полного зла и агрессии, в поисках больших близких людей ты пробежишь тысячи километров, но так и не достигнешь финала. Потому что, убегая от себя — бежишь на месте. Это один из коварных трюков Ее Величества — пытаясь обмануть мир, всегда обманываешь себя.
Тебя найдут четыре часа спустя. За это время ты умудришься преодолеть без малого пять километров. Под раздраженные взгляды и поджатые губы больших чужих людей, и надменное презрение сверстников, тебя, зарюмзанного и перепуганного возможным наказанием, вернут назад в мрачные стены пионерского лагеря. А на следующий день приедет мама, заберет, и больше не будет пытаться впихнуть свое чадо в какой-нибудь лагерь.
5
Целая куча денег. Купюра чуть шероховатая, сладко пахнущая. Ты крепко держишь ее в руке и строишь планы. Пять минут назад тетушка погладила тебя по голове, поздравила с девятилетием и со словами: «Купи сам, что захочешь», вручила три рубля. Ты знаешь, чего ты хочешь. Во-первых: конструктор, который заприметил еще месяц назад, во-вторых: какую-нибудь книгу «про индейцев», и в-третьих: хрустящие вафельные стаканчики, полные белоснежного пломбира и присыпанные шоколадной крошкой. Самое дорогое мороженое в той кафешке, что на площади — двадцать одна копейка за порцию. Сдачи с покупок тебе хватит захаживать туда несколько дней! Твоя душа переполнена счастьем такого замечательного будущего. Осталось всего-то чуток — дождаться завтрашнего утра, когда откроются магазины, и припустить со всех ног.
Твоя девятилетняя душонка ликует. Глаза сияют, дыхание сбивается.
— Женя, — говорит мама и усаживается напротив. — Вот послушай…
Ты еще не знаешь, чего она хочет, но детским чутьем безошибочно определяешь неладное. Твой кулачек крепче сжимает денежку.
— Тебе уже девять лет, ты взрослый мальчик, — продолжает мама и смотрит тебе в глаза. — Что ты хотел делать с деньгами?
Где-то внутри появляется холодный комок. Ты прямо видишь, как чудесный конструктор, книжные полки и батарея дымящихся на солнце стаканчиков мороженого трогаются с места и медленно уползают вдаль.