Молодежь за соседними столиками взирает на этот разгул с завистью и уважением…
— Жека, але! Ты что делаешь? — вопрошает Эдик, глядя, как ты сосредоточено разглядываешь посетителей.
— Что я делаю?.. Пишу…
32
Храм литературы — центральная городская библиотека, обзавелся новым фасадом и свежим ремонтом помещений. От широкого входа в шесть стеклянных дверей в обе стороны расходятся ступеньки, отделанные розовой плиткой. Ступени огорожены крашенными в черное перилами.
Ты поднимаешься по лестничному пролету, толкаешь стеклянную дверь, идешь по коридору в кабинет директрисы. Саша идет следом.
Директрису зовут Валентина Андреевна. Она смотрит на вас, продолжая говорить по телефону, жестом приглашает присесть. На вид Валентине Андреевне лет сорок пять. На ней строгий тесно-синий костюм, так же подчеркнуто строго выглядит ее лицо. На тебя директриса смотрит подозрительно.
— Это Евгений, — представляет тебя Саша, когда директриса кладет трубку. Ему самому представляться не нужно — они давно знакомы по каким-то производственным делам.
Директриса не спешит сказать тебе, что ее зовут Валентина Андреевна и растянуть лицо в доброжелательной улыбке. Вместо этого она заявляет:
— Ваше… так сказать, творчество! Там же один… фольклор!
«Ух ты! Какое серьезное начало!»
— Фольклор… хм… Ну, допустим, фольклор, как вы выразились, там присутствует только в одном рассказе, — ты говоришь спокойно. В сущности, тебе по барабану, что думает Валентина Андреевна о твоем, так сказать, творчестве.
— Ну не так уж и в одном! — заявляет директриса и снимает трубку. Потом поясняет уже спокойнее, — я сама не читала, поручила Антонине Васильевне… Сейчас ее вызову…
«Как они умудрились залезть на мой сайт и сразу наткнуться на единственный рассказ, содержащий ненормативную лексику? Только если специально искали…»
Входит худенькая стройная женщина в юбке ниже колен и черной облегающей блузке. У нее длинные черные волосы и острые черты лица, на носу очки с узенькими стеклами. Весь ее вид прямо кричит: осторожно, Интеллигенция!
Антонина Васильевна садится рядом с Сашей напротив тебя. У нее в руках черная папка, она кладет ее на стол перед собой. Она не здоровается. Не делаешь этого и ты.
— Там же почти все красным подчеркнуто! — заявляет директриса, чувствуя молчаливую поддержку своего сотрудника.
«О-па! Учителя проверили мое сочинение!» — происходящее начинает тебя забавлять.
До тебя вдруг доходит, что черная папка, которую принесла Строгая Интеллигенция, содержит твои распечатанные рассказы, исполосованные красной пастой.
— Можно взглянуть? — указываешь пальцем на папку.
Антонина Васильевна толкает папку в твоем направлении. Ты открываешь ее и видишь свой рассказ «Гриша Стройный» — алые росчерки под черными строчками. Ну то, что подчеркнута ненормативная лексика, это понятно. Но вот это: «Мы обсасывали этот момент некоторое время…» — выделено слово «обсасывали». Ты сдерживаешься, чтобы не заржать в голос. Но улыбку утаить не удается, все же просачивается наружу.
Ты пролистываешь рассказ до последней страницы в надежде обнаружить в конце жирную двойку и размашистую роспись. Оценка, к сожалению, отсутствует. Далее распечатаны еще несколько рассказов, совершенно чистые от каких-либо пометок и алых росчерков. Ты вдруг понимаешь, что их уже никто не читал.
— Что ж, — говоришь спокойно. — Вы нашли у меня единственный рассказ, содержащий ненормативную лексику, и на этом остановились. Ну да неважно. Дело в том, что мы в данный момент позиционируем не рассказы, и вообще не делаем на них ударение.
— Да, — продолжает Саша. В настоящий момент он что-то вроде твоего литературного агента. — Наша цель популяризировать «Сказку», не рассказы.
— Но, если мы будем рассказать о творчестве писателя, — возражает Антонина Васильевна и переводит на Александра глаза, — мы должны будем хотя бы кратко описать и остальное…
«А это невозможно, потому что там один фольклор!» — тебе это начинает надоедать.
— Как я могу рассказывать детям или старикам о таких рассказах?! — негодует праведная Интеллигенция.
— В вашем списке, Антонина Васильевна, — начинаешь ты энергично, — между детьми и стариками не хватает нескольких пунктов. Где молодежь? Где люди среднего возраста? Я не пишу детскую литературу, не понимаю, зачем детям рассказывать о моем творчестве?
— Но целевая аудитория нашей библиотеки это как раз дети и старики…
Ты смотришь на нее, как на идиотку.
— Антонина Васильевна, вы хотите сказать, что в вашей библиотеке нет ни Лимонова, ни Генри Миллера, ни Чарльза Буковски? И никто их не читает?
Вопрос попадает в точку. Антонина Васильевна слегка тушуется, словно ей стыдно, что эти книги все же присутствуют на полках их библиотеки.
— Ну почему же… — мямлит она. — Есть. Для частного чтения пожалуйста… Все что угодно есть. И черная магия, и оккультизм…
«Господи! При чем тут оккультизм?!»
— Послушайте, — вклинивается в разговор Александр. — Мы уходим от цели нашей беседы. Понимаете, «Летопись последнего крестового похода» Евгения, это современная проза, в ней нет ненормативной лексики, и именно с ней мы хотим познакомить читателей нашего города. Это великое произведение!
Санек воодушевлен, он размахивает руками, показывая истинные размеры «великости» твоего романа.
— Саша, — говоришь с деланной скромностью, — полегче. Мне до великих еще далеко.
Директриса решает, наконец, поучаствовать в разговоре. Она говорит:
— С этим произведением мы не знакомы.
Саша тут же протягивает ей диск.
— Это электронный вариант, — поясняет он. — На сайте «Сказка» не выложена.
Валентина Андреевна принимает диск, кладет его на стол перед собой, накрывает ладонью, продолжает:
— Видите ли, обычно так, как вы хотите сделать, не делается. Антонина Васильевна вам сейчас расскажет, как все должно происходить.
Антонина Васильевна тут же открывает рот и продолжает реплику, словно они с директрисой отрепетировали сценку заранее:
— Писатели сначала печатаются в местных газетах. Они печатаются там лет шесть…
«Ни фига себе! Это называется брать измором?»
— Потом, если мы решаем, что это хорошая проза, мы печатаем их в альманахе союза писателей ХМАО.
«В альманахе, который расходится по библиотекам округа, и который никто в глаза не видит! Нет уж, спасибо!»
— Антонина Васильевна, времена меняются. Сейчас вполне возможно издать полноформатную книгу, не крапая шесть лет никому не нужные рассказы в местные газеты. Эти газеты все равно покупают только из-за телепрограммы. А потом им дорога — в сортир или на растопку. Так что меня возможность напечататься в местной газете не интересует.
Твой тон не очень-то нравится представителям союза писателей ХМАО, но тебе глубоко плевать. Ты вообще не понимаешь, зачем администрация города отправила тебя на эту идиотскую встречу. Ведь с первого же взгляда понятно — эта Интеллигенция перекисла и перебродила Достоевским, Толстым и Чеховым. При всем уважении к тем мэтрам, ты не считаешь, что литература на них и закончилась.