Выбрать главу

Западные журналисты ссылаются на опубликованные после войны документы из обнаруженного архива МИД Германии, где имеется текст "пакта Молотова - Риббентропа". Похоже, что это очередная фальшивка, так как в тексте встречаются элементарные грамматические ошибки, которые МИД СССР пропустить просто не могло. Да и подпись Молотова подделана заглавными латинскими буквами. Путает Виктор Суворов и дату подписания " пакта Молотова - Риббентропа", совмещая её с моментом подписания договора о ненападении. В то время никто заранее не мог предугадать, как развернутся события на польско-германском фронте. И вовсе явной ложью является утверждение Виктора Суворова: "После подписания договора Сталин радостно кричал: " Обманул! Обманул Гитлера!".

Известно и мнение Сталина о виновниках начала второй мировой войны, опубликованное в газете "Правда" 30 ноября 1939 г. : " а) не Германия напала на Францию и Англию, а Франция и Англия напали на Германию, взяв на себя ответственность за нынешнюю войну; б) после открытия военных действий Германия обратилась к Франции и Англии с мирными предложениями, а Советский Союз открыто поддержал мирные предложения Германии, ибо он считал и продолжает считать, что скорейшее окончание войны коренным образом облегчило бы положение всех стран и народов; в) правящие круги Англии и Франции грубо отклонили как мирные предложения Германии, так и попытки Советского Союза добиться скорейшего окончания войны. Таковы факты".

В результате победы над японцами на реке Халкин-Гол, 16 сентября 1939 г. в Москве был подписан договор о прекращении военных действий с Японией. Напряжённость на Дальнем Востоке ослабела, ряд комдивов и комбригов были отозваны в Москву и получили новые назначения. СССР начал создавать новую границу с Германией по "Линии Керзона", но сначала нужно было вытеснить германские моторизованные войска генерала Гудериана в районе Бреста, которые дошли до Кобрина, преследуя отступающих поляков. Немцы возвращались очень неохотно, но согласились покинуть захваченную ими территорию после проведения совместного парада в Бресте. Военный парад принимали два генерала: Семён Кривошеин и Гейнц Гудериан. После парада был банкет для советских командиров и германских офицеров, звучали тосты. Очень насмешил немцев тост генерала Кривошеина, когда он предложил выпить "за вечную дружбу", но ошибся и вместо слова "фройндшафт" произнёс "файндшафт", что означало - вражда. Семён Кривошеин, еврей по национальности, не так уж плохо знал немецкий язык, очевидно, ошибка произошла на подсознательном уровне.

Об отношении немцев к русским свидетельствует фельдмаршал Кессельринг: "В то время мы считали вмешательство России в конце кампании совершенно излишним, не говоря уже о трениях, возникших вскоре между Россией и Германией в связи с обстрелом русскими истребителями самолётов, находившихся в моём подчинении. Никак не отреагировать на этот инцидент из уважения к русским было весьма непросто. Всех нас это особенно разозлило ещё и потому, что русские вообще не проявляли особого дружелюбия и даже скрывали от нас жизненно необходимые метеорологические прогнозы".

Виктор Суворов часто ссылается на советские публикации. Позвольте и мне сослаться на воспоминания польского поручика Ежи Климковского, впервые переведённые на русский язык в 1964 г.

Большинство польских солдат, уходя от преследования, двинулись в сторону венгерской границы. При первой возможности отбивались от немецких колонн, объединяясь на время под командованием храбрых и предприимчивых офицеров. Часто немецкие колонны несли чувствительные потери, попадая в засады, но неизменно оказываясь победителями таких столкновений. Скрываясь по лесам и ведя бои, такие группы продержались до 29 сентября. К этому времени Красная Армия уже вступила на территорию Польши, польские воинские части разоружались ею и распускались по домам. В ночь с 29 на 30 сентября последние группы храбрых офицеров разоружились, помолились и, прочитав последний раз текст присяги, разошлись по одиночке, чтобы не привлекать внимания. Большинство офицеров двинулись в сторону Львова, иногда подсаживаясь в пути на крестьянскую телегу или на советскую грузовую машину.

Население Львова в октябре выросло вдвое за счёт беженцев и военных - польских и советских. Город от военных действий почти не пострадал, в нём нашли временное убежище больше 6 тыс. польских офицеров, в том числе генералы Янушайтис, Борута-Спехович и Владислав Андерс. Некоторые из генералов и высших польских офицеров были привлечены советским командованием к участию в военной комиссии, передававшей Львов советским властям, всем им выдали разрешение на право свободного проживания и передвижения по всей территории, занятой советскими войсками. Гостиницы, рестораны и кафе были переполнены. Генерал Андерс был ранен в ночной перестрелке, пробираясь к венгерской границе и сообщил об этом факте советским властям, попросив оказать помощь. Был помещён в госпиталь, где весь обслуживающий персонал - поляки. К нему отнеслись хорошо, даже предложили после излечения вступить в Красную Армию, узнав, что он был противником государственного переворота Пилсудского. Нашлась во Львове жена и дочь Андерса, они получили возможность свободно навещать раненного.

Большинство офицеров стремились попасть во Францию, где генерал Сикорский начал формировать Польскую армию, и было создано новое правительство. Через знакомых офицеров генерал Андерс выразил пожелание, чтобы Сикорский каким-либо дипломатическим путём вызволил его из Львова и перетянул к себе в Париж. Отношение генерала и многих офицеров к русским было неясным, но сражаться с немцами хотели все во вновь создаваемой на территории Франции Польской армии. Между Львовом и Парижем зачастили нелегальные курьеры, переходя советско-румынскую границу через реку Прут. Пограничной охраны в конце октября - начале ноября ещё не было, границу охраняла милиция, разместив посты в приграничных городках и проверяя незнакомых лиц на приграничной территории. Река Прут в местах перехода была мелкая, глубиной до колен, но быстрая. Каждый молодой поляк мог преодолеть реку шириной около 40 м. и очутиться в Румынии. Здесь, как правило, их задерживали румынские военные, которые укрепляли границу. Задержанных за нелегальный переход границы отправляли в Черновцы, и некоторое время содержали в румынской тюрьме, затем отправляли к польскому консулу. Выяснив личности задержанных поляков, консул освобождал их из тюрьмы, а чиновник оформлял паспортные дела. Затем поляков вводили в здание суда по двадцать человек, там уже находились судья, прокурор и адвокат. Поляков они ни о чём не спрашивали, но из уважения к закону приговаривали к четырём неделям лишения свободы с зачётом предварительного заключения. Если документы были готовы, задержанных поляков сразу же отпускали и отправляли на поезде в Бухарест, где их опекал генеральный консул, так как они не имели обязательного тогда разрешения на проживание в столице. Ежедневно из Бухареста во Францию польский военный атташе отправлял по тридцать-сорок человек, снабдив их необходимыми проездными визами.

Прибывших во Францию польских офицеров направляли в распоряжение либо главнокомандующего генерала Сикорского, либо к генералу Соснковскому - государственному министру по делам Польши и главнокомандующему подпольной Армией Крайовой, которую им предстояло ещё создавать. В Польше уже действует "Союз вооружённой борьбы", на его основе создаётся армия. Вокруг Соснковского группировались сторонники "санации", вокруг Сикорского - поляки, стремившиеся воевать с Гитлером где угодно. Между группировками велась закулисная борьба, в которой трудно было предсказать победителя. Пока что побеждают сторонники создания Армии Крайовой, судя по решению резко ограничить приток во Францию поляков-эмигрантов, они нужны для создания подпольной армии на территории Польши, оккупированной немецкими и советскими войсками. Польские деятели, оказавшиеся в Венгрии и Румынии, делали всё возможное, чтобы не допустить большого наплыва добровольцев во Францию, в армию Сикорского. Они говорили: "Отсюда, из Румынии и Венгрии, ближе до польской границы, поэтому, как только кончится война (по их официальным данным, это должно произойти весной 1940 г.), мы первыми войдём в Польшу с готовыми частями, которые сейчас стоят в лагерях. Лишь после этого мы будем разговаривать с Сикорским".