Во время войны командующий тылом Красной Армии генерал Хрулёв ввёл в практику снабжение войск не из стратегических складов, расположенных в Поволжье и на Урале, а из армейских, которые перемещались вслед за фронтами. Поэтому призывники из освобождённых от оккупантов районов получали армейское обмундирование по прибытию в воинскую часть. Фронтовая жизнь изменчива, иногда их переодеть не успевали, они погибали в той одежде, в которой ушли из дома. В наше время практику снабжения предприятий без промежуточных складов, назвали модным словом "логистика".
Пытается Виктор Суворов оболгать и командующего 16-й армией Рокоссовского, обвиняя его, что: "Он забыл в своих мемуарах сообщить, из кого она состояла. Эта забывчивость ему свойственна".
Более справедливо будет упрекнуть в "забывчивости" Суворова. Он не мог не знать, что Рокоссовский начал командовать 16-й армией в составе Западного фронта, защищая Москву на самом опасном, центральном направлении. В то время заключённых в составе его армии не было! Бывшие заключённые появились в составе его войск лишь в августе 42-го года, когда он уже командовал Брянским фронтом. Это событие он вспоминает в своих мемуарах.
"В августе к нам на пополнение прибыла стрелковая бригада, сформированная из людей, осуждённых за различные уголовные преступления. Вчерашние заключённые добровольно вызвались идти на фронт, чтобы ратными делами искупить свою вину. Правительство поверило чистосердечности их порыва. Так и появилась эта бригада у нас на фронте. Бойцы её быстро освоились с боевой обстановкой: мы убедились, что им можно доверять серьёзные задания. Чаще всего бригаду использовали для разведки боем. Дралась она напористо и заставляла противника раскрывать всю его огневую систему. В бригаде появились отличные снайперы. Как заправские охотники, они часами подкарауливали гитлеровцев и редко выпускали их живыми.
"Беспокойная" бригада воевала неплохо. За доблесть в боях с большинства её бойцов судимость была снята, а у многих появились на груди ордена и медали.
Жизнь убедила меня, что можно верить даже тем, кто в своё время по каким-то причинам допустил нарушение закона. Дайте такому человеку возможность искупить свою вину - и увидите, что хорошее возьмёт в нём верх. Любовь к Родине, к своему народу, стремление, во что бы то не стало вернуть их доверие сделают его отважным бойцом".
Напомним читателям, что освобождённые из тюрем уголовники в тот период - добровольцы, не сведенные ещё в штрафные батальоны. Настоящие штрафные батальоны появятся в армии лишь после приказа ╧ 227 в августе 1942 года.
11. Про комбригов и комдивов.
Идейно-политический уровень своих комбригов, комдивов и комкоров Сталин отлично знал, так как со многими из них открыто переписывался. Эта переписка потом публиковалась в военных газетах и журналах. Вот письмо комкора Кутякова 1933 года с предложениями по ликвидации белой эмиграции:
" Дорогой товарищ Сталин!
Не моего ума дело, но эта мысль беспокоит меня много времени. Я считаю, что белогвардейцев, живущих заграницей, нужно всех амнистировать.
Мы теперь настолько сильны, что нам их бояться нечего.
Разрешите им жить в Дальне Восточном крае.
Этим мероприятием, мне кажется, мы достигнем:
1) Дезорганизуем всё белое движение, которое стремится с оружием в руках завоевать себе отечество, т.е. возвратиться в Россию.
2) Оставим всех генералов и вождей без солдат.
3) Заселим Дальне Восточный край.
4) Заставим - да они сами с охотой, чтобы искупить прошлые преступления, будут зверски драться с японцами.
5) Нам легче и дешевле обойдётся их перевоспитать в советском и колхозном духе - в Сибири, чем во время войны драться с ними.
В общем, если бы нам удалось молодых здоровых 100 тысяч перетянуть в Сибирь, этим самым мы окончательно убили бы всякое желание остальных мечтать с оружием в руках завоёвывать себе Родину, т.к. без оружия мы даём им право честно трудиться и жить в Сов. России.
Кроме того, японцам это было бы неприятно.
Конечно, тогда нужно организовать в Сибири сильное Г.П.У.
Хорошо бы это провести XY!! съездом партии.
Тов. Сталин, вы любимый и мудрый вождь нашей партии. Может быть, я написал глупость. Прости, что беспокою".
Ответ Сталина:
" И всё же я не согласен с Вами, что "белогвардейцев, живущих за границей, нужно всё же амнистировать". Единой и сплошной белогвардейско-эмигрантской массы нет в природе, Милюков, Струве, Керенский, Дан, Гучков, Рябушинский и тому подобное - тоже белогвардейцы. Вы, конечно, согласны, что их не стоит амнистировать. Генералов, вождей всяких и руководящих людей из офицеров, как правильно говорите, тоже, конечно, не следует амнистировать. Не стоит также амнистировать белогвардейцев, несущих службу в полиции, охранке, контрразведке, диверсии и шпионажа у японцев в Маньчжурии, у поляков и финнов на нашей западной границе. Это - люди отпетые. Есть ещё одна группа эмигрантов - русские специалисты, инженеры, техники (по промышленности), уже устроившиеся на службе в Германии, во Франции, в Америке, в Балканских государствах. Мы их приглашали в СССР. Но они не хотят возвращаться к нам и не интересуются вопросом об амнистии. Эти люди, видимо, потеряли чувство Родины. Вот Вам картина.
Остаётся рядовая и средняя масса эмигрантов, боровшаяся в своё время против нас в армиях Деникина, Врангеля, Краснова, а ныне работой добывающая себе кусок хлеба во Франции - в городах, в Балканских странах и Бразилии - на полях. Часть этих людей (не все!) не прочь бы, пожалуй, вернуться в СССР. Но они уже не вояки, они воевать не хотят, и если вернутся в СССР, то не для того, чтобы проливать кровь на Дальнем Востоке. Конечно, всё бывает на свете, и вполне возможно, что часть из этой группы охотно поедет на Дальвост. Я знаю, например, что в Синьцзяне имеется 2000 белогвардейцев, которые ведут себя неплохо и которых мы, вполне возможно, амнистируем не в далёком будущем - всё равно - согласятся они пойти на Дальвост или нет. Но такие вещи надо делать не через трибуну съезда партии, в порядке манифестации, а без шума, в порядке тщательного отбора и кропотливой работы по проверке людей. Предлагаемая Вами манифестация нецелесообразна и опасна. Во первых, овчинка не стоит выделки (соберём 5 - 10 тысяч людей, а это мелочь). Во вторых, такая манифестация может быть понята, как призыв Сов. Власти к белым придти на помощь, т.е. проявление слабости, что нежелательно для нас. В третьих, могут подумать, что мы твёрдо решили воевать с японцами, и открыто собираем для этого армию, несмотря ни на что, несмотря на то, что не исчерпаны ещё все средства мирного разрешения конфликта, несмотря на то, что японцы, может быть, пошли бы под конец на уступки. Выходит, что мы выглядели бы, как зачинщики войны - не японцы, а мы! Понятно, что нельзя нам лезть в эту штуку, которая, как видите, очень похожа на ловушку..."
Скромно назвал Виктор Суворов главу 25 в "Ледоколе" - "Про комдивов и комбригов". Поскромничал. А мог бы назвать: "Про репрессированных маршалов, командармов, комкорах, комдивах и комбригах". Ведь у каждого комбрига и комдива имелся начальник с более высоким званием, который отдавал приказы и которому они по Уставу должны подчиняться. И не только подчинялись, но и дружили между собой, иногда собираясь в тесном кругу. За "рюмкой чая" языки развязывались. Лениво поругивали "диктатора" Сталина и его Конституцию, наркома обороны "тупого" Ворошилова и "лошадника" Будённого. Восхищались генералами германского рейхсвера, но ругали Гитлера и президента Германии Гинденбурга, незаконно назначившего рейхсканцлером бывшего ефрейтора. Заняв кресло канцлера, Гитлер провёл выборы и "демократическим" путём, пользуясь поддержкой штурмовиков, был избран главой государства.