– Ах ты, испорченная, ядовитая мерзавка! Ты достойна своей участи! Все это ты навлекла на себя сама. Поверь, у меня есть основания сожалеть, что я вмешался в твою жизнь. Жаль, что ты в свое время попалась мне на глаза! Тебе нравится, когда мужчины поступают из-за тебя как полные ослы! Но в одном ты права: лучше бы я махнул на тебя рукой. Судя по тому, как ты одета, вернее, раздета, у покойного сеньора Мендосы не было причин сожалеть о своей дорогой покупке. Бог свидетель, я намерен как можно быстрее сбыть тебя с рук. Но пока этого не произошло, тебе следует научиться держать язык за зубами, понятно? Меня так и подмывает заткнуть тебе рот кляпом или отходить тебя кнутом. Даже не знаю, с чего лучше начать…
Отшвыривая ее от себя, он нечаянно разорвал ей на плече сорочку. Она ударилась о стену и сползла на пол, рыдая от боли и злости. Когда она отвернулась от него, он увидел у нее на плечах свежие рубцы. Мгновение – и все его неистовство улетучилось без следа. Он снова владел собой.
Два пружинистых шага длинных ног – и он уже стоял над ней.
– Мариса…
Она отпрянула, почувствовав его прикосновение. Он убрал руки, позволив ей рыдать, хотя ее рыдания раздавались у него в ушах как проклятия.
Позже, гораздо позже Мариса поняла, что к ней наклоняется не Доминик, а Лали, произносившая по-французски слова утешения:
– Поплакать полезно, верно? Вам надо было выплакаться. Но хорошенького понемножку: так вы доведете себя до припадка. Лучше поешьте и поспите.
– Я никогда больше не засну! – заявила Мариса трагическим тоном, однако позволила Лали влить ей в рот несколько ложек куриного бульона, после чего забылась.
Все, что с ней приключилось, слилось в один нестерпимый кошмар, одна безобразная сцена без перерыва сменялась другой, и единственным способом прогнать это наваждение было зажмурить глаза. Они с Лали прикорнули на одной жесткой кровати, все же превосходившей удобством циновку на полу. Прежде чем погрузиться в сон, Мариса сообразила, что не видела Доминика после их последней отвратительной стычки. Ее всхлипывания сменились икотой, и она прошептала из последних сил, обращаясь к Лали:
– Он ищет способ от меня избавиться. Он меня ненавидит! Ты это знаешь!
В последний момент, когда бороться со сном уже не было сил, Мариса услышала ответ Лали:
– А по-моему, нет. Он вообще очень милый, этот ваш господин.
Затем она впала в забытье. Марисе казалось, что она целую вечность спускается с черной горы и погружается в пещеру, готовую поглотить ее навсегда.
Ранним утром ее разбудил запах еды. Лали растолкала ее.
– Никогда не ела ничего вкуснее! Это продается прямо здесь, на улице. Вы когда-нибудь пробовали пралине? Если нет, то поторопитесь, пока они теплые. Еще у нас на завтрак кофе, рисовый пирог и только что пойманные крабы. Сядьте и поешьте. Мы с вами скоро уезжаем. Надо успеть собраться.
У Лали был счастливый вид, от рисового пирога исходил аппетитный запах. Мариса протирала глаза и спрашивала себя, что это – сон или реальность.
– Собраться? Уезжаем? Куда? – Опомнившись, она спросила: – Где Полус? А где?.. – Она не пожелала произносить вслух ненавистное имя. Лали рассмеялась.
– Полус ушел вместе с господином Домиником. Он уже выписал нам вольные, но Полус считает, что здесь, в Новом Орлеане, нам оставаться небезопасно. Мы отправляемся все вместе в Новую Испанию. Кто знает, может быть, мы сумеем там обосноваться? Господин Доминик говорит, что любой, кто поможет ему отлавливать диких лошадей, получит свою долю. Это опасно, но куда лучше, чем снова оказаться на «Конграсиа» или получить клеймо беглых, а то и того хуже. Полус говорит, что не прочь последовать за кем угодно, будь он белый или синий, кто попробовал кнута и знает, что такое рабство. А я пойду за Полусом хоть босая и нагая.
Все иронические слова, готовые сорваться у Марисы с языка, пропали, стоило ей заглянуть в карие глаза Лали, сиявшие как никогда. Доминик обладал волшебной способностью вызывать доверие у всех, кто встречался на его пути. Она вспомнила Дональда, знавшего его худшие стороны и тем не менее сохранившего ему преданность. Неужели только она одна сумела отыскать в его душе темные уголки? Или они появились там именно из-за Марисы?
Лали была счастлива и без страха смотрела в будущее. Мариса не собиралась портить ей и Полусу жизнь, даже если это означало вовсе откусить себе язык. Но что имеет в виду Лали, говоря о Новой Испании?
Ответ на этот вопрос она получила чуть позже, поев и выпив несколько чашек восхитительного кофе с молоком.
Мариса помогала Лали, хотя вряд ли это можно было назвать настоящими сборами. Судя по всему, Доминик привык путешествовать налегке. Куда он, кстати, исчез? Как он смеет прятаться? Неужели трусит? Оставил распоряжения насчет ее обязанностей, словно она его…
Как ни горестно ей было додумывать эту мысль до конца, приходилось смотреть в лицо правде. Доминик был ее владельцем! Он выдал вольные Лали и Полусу, но не ей. Где там! Ему необходимо удостовериться, что он окончательно убрал ее со своего пути, чтобы спокойно жениться на непорочной наследнице богатой плантации.
Мариса долго скрежетала зубами, прежде чем сумела произнести более-менее нормальным голосом:
– Новая Испания? Почему именно туда? Ведь Доме… Ведь он скоро женится.
– Об этом мне ничего не известно, – ответила Лали. – Я точно знаю одно: пока он отправляется в Новую Испанию отлавливать диких лошадей. Мы будем его сопровождать.
Мариса воинственно вскинула голову и сверкнула глазами:
– Никуда я с ним не поеду! Он…
– У вас нет выбора. Или вы предпочитаете остаться в Новом Орлеане, чтобы снова оказаться в руках у этого Маррелла? Вы вполне можете попасть в один из здешних ужасных притонов, где вас будут продавать мужчинам за цену, назначенную содержательницей. Не знаю, что между ним и вами происходит, но Полус сказал мне, потолковав со многими людьми, что вы везучая. Разве у вас нет в Новой Испании дяди?
«Есть, но я ничем не хочу быть обязанной ему!» Ей очень хотелось крикнуть Лали эти слова, но она заставила себя промолчать. Лали все равно ее не поймет, потому что сначала надо самой понять себя. Почему, скажем, у нее внутри до сих пор кипит гнев? Неужели он собирается вернуть ее дяде? Что может означать такая сделка? Не иначе как неприкосновенность для него, возможность безнаказанно пересекать испанскую границу! Она уже успела понять, заплатив мучениями за науку, что он не заслуживает никакого доверия. Он начисто лишен совести и совершенно непредсказуем! Ее гнев был так велик, что заставил померкнуть даже события последних десяти дней. От негодования у нее отчаянно тряслись руки, однако она послушно помогала Лали готовиться к путешествию, о котором он не удосужился ее уведомить.