– Дикие? В общем-то они достаточно дики и опасны, но не для нас. Я долго торговал с ними, а капитан вообще прожил у них два года. Когда мы окажемся в Новой Испании, опасаться придется не их.
Внезапно он повернулся к ней, нарушив волшебное очарование лунной ночи:
– Разве вы не знаете, что все мы кое-что ищем? В сравнении с человеческими стремлениями страх – ничто. Не все вернутся живыми, чтобы потратить заработанное. Этот край назначает свою цену.
– Зачем тогда?..
– Зачем? А зачем здесь вы? Вы рискуете точно так же, как и мы, а то и больше: ведь вы женщина. К чему стремитесь вы – к свободе или к новой неволе?
Он схватил ее за руку, и она опасливо вырвалась.
– Какая разница? Я здесь, и это главное. Я тоже хочу найти ответы… Вы мужчина, вам это покажется бессмыслицей.
– Раньше и у меня была женщина. Она тоже искала ответы на бог знает какие вопросы, которые распирали ее жалкий умишко, и на какое-то время нашла их – в объятиях другого мужчины. Я убил обоих. Прежде чем навсегда умолкнуть, она успела сказать мне, что во всем виновато одиночество. Она, мол, совершила ошибку, ей следовало вернуться ко мне. Неужели она вообразила, что я совершенно лишен гордости, как она сама? Она заслужила смерть. Но вы, как женщина, ответьте мне: почему я никак не могу от нее избавиться? Ко мне все время является ее хохочущий призрак: я вижу ее такой, какой она была сразу после нашей свадьбы, еще до того, как умер наш ребенок, а я, охотясь, уходил все дальше; но ведь иначе я не смог бы посулить ей ничего, кроме хижины на болоте! Женщины! Знают ли они сами, чего хотят? Неужели так и не найдут ответов на свои вопросы?
Ей бы испугаться гримасы боли на его лице, освещенном луной, и того, как он вцепился в рукоятку ножа за поясом, когда она отбросила его руку. К тому же прямо за ее спиной шумела вода. Однако ей было совершенно не страшно.
– Женщины тоже умеют страдать. Только нам труднее это показывать. Рыдания и крики не в счет. Женщина ищет любви, ей нужен мужчина, не стесняющийся произносить заветные слова. Потому, должно быть, мы так часто обманываемся.
На сей раз она сама дотронулась до его руки; он замер, и ей оставалось гадать, что сейчас последует. Его темные глаза заглянули в ее глаза, и он хрипло засмеялся:
– Она боялась меня. Наверное, это было одной из причин того, что я натворил. На ее лице я видел смесь страха и вины. А почему не страшно вам?
– Чего мне бояться? Я никогда не была вашей женщиной, Трюдо, и никогда не давала оснований считать, что стану ею. Я сама найду ответы для себя.
Трюдо вздохнул:
– Господи, я думал, что с этим покончено, что я больше не буду ее вспоминать. Но ваше лицо при свете луны… Рядом с вами убийца – разве одно это вас не пугает? Сделав свое дело, я сбежал и примкнул к банде «проповедника» на тракте. После этого я творил такое, что у вас затряслись бы поджилки, вздумай я об этом рассказывать. Но я не хочу вас пугать. Вы сглупили, доверившись мне и придя сюда со мной вдвоем, но я знаю, почему вы так поступили. Больше этого не делайте, слышите? Ни со мной, ни с любым другим. Это небезопасно. Ведь я мог бы…
– Трюдо! – раздался откуда-то сзади негромкий голос Доминика. – Ты не возражаешь сменить меня на полчасика раньше? Еще до рассвета я собираюсь взять путь на Натчиточес, а прежде надо еще кое-что уладить.
– Конечно, капитан! – отозвался Трюдо самым обыкновенным голосом и насмешливо добавил: – А я все гадал, когда вы за нами пойдете? Но я охранял вашу женщину так, как вы приказывали.
Мариса обессиленно оперлась спиной о шершавый древесный ствол. Конец разговора между капитаном и Трюдо не долетел до ее ушей; потом, едва прикоснувшись губами к ее руке, как и обещал, Трюдо пропал среди деревьев, предоставив ей запоздало дрожать.
О присутствии Доминика напоминал слабый запах табака, пропитавший его одежду. Судя по всему, он только что натянул свою рубаху из оленьей кожи: на его волосах и на груди поблескивали капельки воды. Она ожидала свирепой отповеди, а вместо этого услышала нарочито спокойные слова:
– Тебе не полагалось знать правды о Трюдо. Он славный малый, но на него иногда странно действует луна. Почему ты ушла с ним из лагеря? И вообще, зачем тебе понадобилось уходить? Когда Полус сказал мне…
– Я не знала! – ответила она срывающимся голосом. – Между прочим, он ведь сознался, что ты приказывал ему за мной приглядывать. Бедняга, как он мучится!
– Черт бы тебя побрал! – Он наконец отбросил давно надоевшую маску равнодушия. – Ты соображаешь, чем это могло кончиться? Трюдо был одним из подручных Маррелла; потом ему опротивело убивать, и он попробовал встать на праведный путь. Последний год-два он смирный, но в полнолуние, как сейчас…
– Он ничего со мной не сделал. Просто рассказывал о своем прошлом и, кажется, ждал, что я испугаюсь. Но мне не было страшно. По-моему, он просто собирался меня предостеречь…
– Зачем ты так вырядилась? – грубо перебил ее Доминик инквизиторским голосом.
Она гордо расправила плечи:
– На случай, если ты запамятовал, напомню: я женщина! Почему же мне не одеться как женщине? Ты мне этого не запрещал. Если бы запретил, я бы не осмелилась ослушаться, господин!
– Вежливое обращение – масса, или maitre,[27] если уж по всем правилам.
Не дав ей опомниться, он уперся в ствол дерева ладонями по обеим сторонам от ее головы. Она оказалась в ловушке. Теперь она ощущала будоражащую близость его горячего тела и видела, как в его глазах отражается, словно в серебряных зеркальцах, лунный диск.
– Пожалуй, неплохо было бы проверить, как ты научилась послушанию. – Не давая ей ответить, он впился в ее губы поцелуем. – Вдруг и меня, как беднягу Трюдо, сделает безумным луна? Да будет тебе известно, я только что искупался и обсыхал у костра, когда Полус явился и сообщил, чем ты занимаешься. Первым моим побуждением было не вмешиваться.
Его руки переместились ей на плечи.
– Почему же ты вмешался?
– Потому что у тебя проклятая привычка попадать в переплет и навлекать на себя беду. Я знаю Трюдо дольше, чем любой другой здесь. Чего ты тут искала в его обществе?
Призвав на помощь всю свою отвагу, она искренне ответила: