— О, секунду.
Но не успела она позвать Чейза, как в трубке послышался мужской голос.
— Чейз, — раздалась английская речь, — это Джек, послушай, прости, что мешаю тебе в медовый месяц, но это не может ждать. Я только что услышал, что у ВКБК проблемы. У нас появился шанс.
Таша попыталась остановить его:
— Простите, но Чейз сейчас в душе. Оператор соединил нас так быстро, что я не успела позвать его.
— О, вы, должно быть, Наташа! Это Джек Вейл, мы с Чейзом старые приятели. Рад с вами познакомиться. Пожалуйста, попросите его к телефону.
— Конечно, сейчас.
Она подошла к двери ванной и постучала.
— Чейз? — осторожно позвала Таша.
— Да.
— Тебя к телефону, это Джек Вейл, он говорит, это очень срочно.
— Хорошо, скажи ему, что я сейчас подойду.
Таша вернулась к телефону.
— Он сейчас подойдет. — Она поправила одеяло и уселась по-турецки. На ней была длинная ночная рубашка, в которой Таша выглядела вполне благопристойно.
— Ну, и как отдыхается в Париже? — последовало после короткой паузы.
— Очень хорошо.
— Готов поспорить, Париж весной…
Она пропустила его тираду мимо ушей, потому что дверь ванной отворилась и на пороге появился Чейз. Он вытерся явно наспех. Его тело еще оставалось влажным, волосы зачесаны назад, вокруг торса обмотано полотенце. Он быстро прошел к ней, оставляя на ковре следы мокрых ног.
— Джек? — Последовала непродолжительная пауза. — Нет, не беспокойся. Так в чем, по-твоему, проблема?
Чейз посмотрел на Ташу.
— Ты хочешь, чтобы я вышла? — поинтересовалась она, на что он отрицательно покачал головой.
— Ничего определенного? Да, я понимаю. Да.
Чейз сел рядом с ней на постель.
— Правильно, я в этом уверен, — он говорил тоном, не допускающим возражений.
Чейз сидел на уголке ее книги. Таша хотела отвести взгляд от его бедер, обтянутых полотенцем, но ей это не удавалось.
— Хорошо, слушай, Джек, спасибо за звонок, я все понимаю, но ничем не могу помочь. Прости, но это мое последнее слово.
Он повесил трубку. Таша спросила:
— Это то, о чем ты рассказывал? Радиостанция? Может быть, мы полетим в Нью-Йорк?
— И все здесь бросим? — с улыбкой сказал он.
— Но твой друг уверен, что для тебя это очень важно.
— Люди всегда уверены, что лучше нас знают, что нам нужно. Джек хорошо разбирается в делах, но решение принимаю я сам. — Чейз немного приподнялся, чтобы вытащить из-под себя книгу. — Что это у нас? Решаешь, чем заняться завтра?
— Я подумываю посетить несколько музеев.
— Знаешь, я устал от Лувра! — воскликнул он. — Мы всегда можем пойти туда позже. Давай посмотрим что-нибудь еще.
Чейз растянулся на кровати, перелистывая страницы.
— Ммм, выставка импрессионистов, но это смотрят все. Может быть, найдем что-то необычное?..
— Ты уверен, что тебе не нужно вернуться в Нью-Йорк? — Таша скользила взглядом по стройному, сильному телу, наблюдала за игрой мускулов на руках. Если они уедут в Нью-Йорк, то Чейз будет пропадать на работе целыми днями, и это поможет ей освободиться от его чар.
Он поднял глаза, его хитрая улыбка говорила, что он заметил ее внимание к его полуобнаженному телу.
— А наш медовый месяц?
— Чейз! — процедила Таша сквозь зубы.
— Да, Таша? — тихо отозвался он.
— У тебя есть презервативы?
Чейз с опаской посмотрел на нее.
— Да, купил пару дней назад.
— После того, как мы все решили? — спросила она, приподняв одну бровь, все еще пытаясь бороться с собой.
— Я думал, мы договорились о том, что я могу не изменять свой образ жизни. Ты сама мне это сказала.
— Но ты ведь…
— Пока не нашел ничего подходящего, трудно заранее предсказать, когда повезет, но на всякий случай решил запастись, — перебил ее Чейз, так как понимал, о чем она думает.
— Так, значит, ты не надеялся, что я передумаю?
— Нет, напротив. Я даже надеялся, что мой вид в полотенце не оставит тебя равнодушной, но — увы! — прогадал. Может, немного приподнять?
— Не надо, ты и так выглядишь великолепно, — поспешила остановить его Таша.
— Я надеялся поразить тебя, — Чейз говорил тоном заправского донжуана.
— Прости, что разочаровала тебя, — Таша, кокетничая, вдруг ответила на его игру.
Он усмехнулся.
— Ложь, я же видел, как ты смотрела на меня. И после этого ты заявляешь, что я тебе безразличен? — Он говорил так убежденно, что Таше даже стало стыдно за свою ложь.