— А где же твой напарник, — спросил полковник, — живой ли он?
— А как же, ваше высокоблагородие, жив и здоров!
— А где он?
— Там на улице, охраняет пулемёт, — махнул рукой Сергей в сторону окна.
— Так вы и пулемёт притащили?
— А как же? Он же за мной числится. Мы еще и две коробки с пулемётными лентами принесли.
— Да понимаешь ли ты, Пономарев, что совершил? Вы с напарником не только выполнили мой приказ задержать наступление противника, но и осуществили совершенно немыслимое — за сутки прошли восемьдесят верст, таща на руках пулемёт и коробки с лентами.
Полковник встал из-за стола, подошел к Сергею, со слезами на глазах обнял его и трижды поцеловал. Затем снял со своей груди Георгиевский крест и приколол его к рубахе Сергея.
— Носи, заслужил герой!
— Служу царю и отечеству! — еле выговорил от волнения Сергей и наивно спросил:
— А как же вы, ваше высокоблагородие, будете без Георгия?
— А я, Пономарёв, выхлопочу Георгия тебе, и буду носить его на своей груди. Вот и побратаемся. Согласен?
— Согласен, ваше высокоблагородие!
— Тогда лады!
— Да вот еще, ваше высокоблагородие, чуть не забыл за часы, — Сергей достал часы и протянул полковнику.
— Нет уж, рядовой Пономарёв, это тебе подарок на память от меня лично. Береги и воюй исправно!
Сергей, растроганный такой милостью, поблагодарил полковника, офицеров и попросил разрешения уйти, но полковник сказал, чтобы он сел на свое место. Потом что-то прошептал адъютанту и приказал одному из офицеров позвать напарника Сергея. Через некоторое время распахнулись двери, и в проеме появилась массивная фигура Николая, тянувшего за собой пулемёт. На груди висели, связанные ремнем, пулемётные коробки.
— Ты зачем, Гусев, притащил пулемёт, ведь здесь не австрийцы, а русские?
— Ваше благородие, нельзя имущество без присмотра оставлять на улице, враз умыкнут, а здесь никто не посмеет, — ответил добродушный Николай.
— Мы все в этом больше чем уверены, — оглядывая богатырскую фигуру Николая, засмеялся полковник. Засмеялись и остальные офицеры.
— А теперь поставь его вон в тот угол, а сам садись за стол рядом со своим первым номером.
— Слушаюсь, ваше благородие!
В это время в комнату вошли несколько солдат, неся в руках всевозможную посуду с едой из запасов купчика, и стали расставлять её на столе. Появились и замысловатые бутылки с невиданными наклейками. Ни Сергей, ни Николай никогда подобного не видели и даже не догадывались о существовании среди выпивки такого разнообразия. Здесь были и водка, и коньяки, и шампанское, не говоря уж о всевозможных закусках на разрисованных тарелках. Когда присутствующие расселись за столом и наполнили бокалы, полковник, подняв свой бокал, встал и торжественно сказал:
— Лично от себя и от всего состава вверенного мне полка поднимаю этот бокал за тех, кто выполнил свой солдатский долг, будучи до конца верен отечеству и присяге! Ура, господа офицеры!
Вскоре о подвиге узнали сослуживцы. Слава Сергея и Николая, как опара на дрожжах, росла и ширилась. Об их подвиге говорили во всех отделениях и командах. Им приписывали такое, чего они и сами о себе не знали. Тем более, что нельзя было не верить этим слухам. Все же Сергей был первым и единственным рядовым — георгиевским кавалером во всем полку. Ему отдавали честь даже старшие по званию.
Тем временем, австрийцы, прорвав русский фронт, заняли несколько городов и сотни населенных пунктов. И только когда к нашим войскам подошли резервы, наступление противника удалось остановить. В этих боях русские понесли ощутимые потери, как в людях, так и в материальной части. Особенно большие потери были среди младшего командного состава, ибо именно они несли на себе основную нагрузку при обучении рядовых, а потом вели их в бой. Надлежало немедленно пополнить младшими командирами армию. Для этого стали подбирать из рядовых наиболее грамотных и отличившихся в последних боях. Одним из первых на курсы был зачислен Сергей.
Опять знакомый дарницкий лагерь под Киевом. С его приземистыми казармами, обширным плацем и даже с некоторыми прежними командирами. Сергей надеялся встретить среди курсантов и Хохла, но он словно в воду канул — ни духу, ни слуху. Живой ли? И снова рутина занятий и муштры. Снова подъем, гимнастика, изучение устава и закона божьего. Очень тяготился он обязательным посещением церкви с ее нудными молитвами, молебнами и проповедями. Не терпел он и священника — отца Иосифа, безграмотно и бездарно проводившего занятия по закону божьему. Сергей, благодаря бабушке Вере, хорошо знал святое писание и часто своими вопросами ставил отца Иосифа в неловкое положение. Так, например, он спрашивал священника: