Он не просил подаяния Христа ради, а решал эту проблему чисто философским путем. Зная сострадательный характер русского человека и его хлебосольство, Петька старался зайти в дом, когда хозяева садились за стол, будь то завтрак, обед или ужин. Как уж повелось на Руси, хозяева в этом случае обязаны были пригласить гостя к столу. Петька, поломавшись для приличия, снимал с головы облезлый треух, присаживался к столу и вылезал из-за него последним. А поскольку не все его кормили досыта, то при удаче он ел впрок, набивая живот про запас, и так раскормил свой желудок, что не знал в еде ни укорота, ни нормы. Он так наловчился, так привык к шатанию по дворам, что мог по запаху, поднимавшемуся из печной трубы, безошибочно определить, что готовят в том или ином доме. Однажды на пасху, когда многочисленная семья Пономарёвых пошла в церковь, в доме осталась только одна Дарья. Праздничный стол она уже приготовила, и осталось только напечь блинов. Тесто в двухведерном чугунке подошло, печка разогрелась, и она стала печь блины двумя сковородками. В семье она тогда только появилась, боялась свекра и свекрови, да и не хотелось ей своей стряпней ударить в грязь лицом. Дрова горели дружно, из печки дышало жаром, блины хорошо снимались, и на душе было легко. И этот момент в избу зашел Петька Лобода. Дарья уже знала, что Пономарёвы всегда кормили чужих людей, а поэтому пригласила гостя отведать блинов. Она налила в чугунную миску сметаны и стала бросать на стол блины. Дарья пекла, Петька, макая блины в сметану, ел. Она кончила печь, Петька прикончил все блины, надел на голову облезлый треух и был таков. Когда Пономарёвы вернулись после обедни, то застали Дарью в слезах возле пустого чугунка.
Так и ходил бы Петька по дворам незваным гостем, но многочисленные уполномоченные требовали срочного созыва собраний и Петьку, ввиду его постоянного присутствия в сельсовете, тут же отправляли оповещать жителей села. Вначале это ему не нравилось, но вскоре он понял всю выгоду своего положения рассыльного. Теперь он входил в любой дом не как попрошайка, а как представитель Советской власти, тем более что его и сына, Семёна, зачислили в группу бедноты и избрали секретарём комсомольской ячейки. Времена были тревожные. Люди каждый день ждали неприятностей и очень нуждались в последних новостях. Петька, постоянно ошиваясь около начальства, первым узнавал новости, поэтому его повсюду принимали, если не с радостью, то с тревогой и волнением. Он очень быстро почувствовал интерес к своей особе со стороны крестьян и стал пользоваться этим для своей выгоды самым бессовестным образом. Зайдя в дом, он садился прямо к столу и ждал пока его не накормят, и только после этого сообщал хозяевам свежие новости, ценность которых, была прямо пропорциональна количеству и качеству еды. Когда крестьян повторно принудили сдать сельхозналог, то не все поспешили расстаться со своим хлебом. Пришлось для изъятия «излишков» зерна подключить не только группу бедноты, но и уездную милицию. Для счета сюда включили и Петьку. За активное участие в этой акции и успешное выполнение задания беднякам было выделено по одному мешку на каждого члена группы бедноты. Получил впервые в жизни, таким образом заработанный хлеб и Петька со своим сыном Семёном. Раздачу зерна обставили торжественно, с речами, красными флагами и доставкой зерна на дом. Сгрузили два мешка с зерном и у дома Ганны Лободы. Петька, уперев короткие руки в бока рваного полушубка и, наступив ногой на мешок, с торжественным видом ждал жену, за которой пошел Семён. Вскоре она вышла, посмотрела на мужа, подняла мешок и взвалила его на спину Петьки. Второй мешок, не ожидая приказа матери, поднял на плечо Семён и шагнул к двери дома, но на его пути стала мать и приказала им отнести зерно туда, где они его взяли. Мужики, было, заартачились, побросали на землю мешки. Тогда Ганна, схватив сразу обоих за грудки, так встряхнула, что у них щелкнули зубы. При этом сказала, что если они не отнесут зерно назад добровольно, то она запряжет их вместо лошади в телегу и они повезут не только мешки, но и её. И вот с окраины села, к сельсовету, потянулась странная процессия. Впереди длинновязый Семён с мешком на горбу, за ним, поминутно спотыкаясь и скуля, тащился Петька, а следом, нагнув голову, размеренным шагом шла Ганна, глядя себе под ноги. Семён унаследовал не только облик матери, но ее силу и поэтому нес свою ношу легко, а Петька выбивался из последних сил, мешок поминутно сваливался со спины, ноги подкашивались, а пот с его одутловатого лица катился градом. Через каждые пять шагов он останавливался, подкидывал мешок задом, что не мешало тому опускаться ниже. Наконец его ноги заплелись, не выдержали ношу, и он упал на землю, придавленный мешком. Ганна подошла к мужу, встряхнула его за воротник, двинула кулаком в бок и поставила его на ноги. Он сразу перестал ныть и стоял перед женой с опущенной головой, маленький и жалкий. Это был воскресный день. Один из тех осенних дней, когда природа дарит свое последнее тепло, тишину и радость. Люди, уставшие от полевых работ, наслаждались прекрасной погодой. Старались хорошо отдохнуть, с пользой провести свободное время.