— Одним словом, весной, на пасху, мы присылаем сватов и тогда обо всём договоримся, а теперь разрешите откланяться и поблагодарить хозяев!
Тройка уже стояла у дверей дома, окружённая толпой деревенских зевак. Казалось, что провожать Пономарёвых вышло все село, очарованное шикарным выездом.
Свадьбу справили весной, как и договаривались, на Красную горку. Это было сделано по настоянию бабушки Веры, которая объяснила своим, что раньше играть свадьбу нельзя, так как к пасхе все жители села, даже самые бедные, зарежут последнюю овцу или последнего поросёнка, но праздник отметят, как положено. А вот когда люди съедят всё припасённое и выпьют всё до капли, тогда мы и пригласим всех желающих. Чуть ли не целую святую неделю жарили, парили, варили и готовили целыми возами еду. Было приглашено более десятка соседских баб, которые под присмотром бабушки Веры готовили диковинные для села кушанья, сами того не понимая, что они готовили и как это называется. Черноусовы настаивали, чтобы свадьбу сыграли в двух селах, но бабушка убедила их в том, чтобы свадьба состоялась один раз в доме Пономарёвых, который и более вместительный и более подходящий для большого количества гостей. Она говорила, что в этом случае будет меньше расхода, а Черноусовы пусть приглашают сюда всех, кого сочтут нужным. Логичный довод с ее стороны сыграл не последнюю роль, и выбор места проведения свадьбы состоялся. Бабушка Вера, настаивая на своём предложении, руководствовалась ещё и тем, что не хотела показывать родственникам бедность и нищету семьи невесты. Венчали молодых в местной церкви, и Егор Иванович с паперти обратился к своим односельчанам с приглашением прийти на свадьбу. Для самых близких и родных накрыли в большой и малой избе, а для соседей и знакомых установили столы во дворе и даже на улице. Целую неделю гуляло село. Самогон лился рекой, столы ломились от еды. Надолго люди запомнили небывалую по размаху свадьбу.
Пришло и похмелье. Свекровь болела и была никудышной помощницей молодой невестке. Бабушка Вера тоже давно отошла от домашних дел, а золовки были еще малы. И пришлось молодке, с первых дней замужества, засучить рукава и взвалить на свои плечи груз забот по дому. Егор Иванович жалел её, старался по возможности позволить подольше поспать, освободил от ухода за скотиной, обязав заниматься ею своих малолетних дочерей и сыновей. Единственными помощниками были пятнадцатилетний деверь Никита и тринадцатилетняя золовка Мария. Сергей тоже жалел молодую жену, особенно когда узнал, что Дарья забеременела. Он рубил и носил дрова, выносил помои, не разрешал поднимать большие чугуны, оберегая её. Лелеял и не чаял в ней души. Дарья, в свою очередь, старалась угодить мужу и особенно свёкру. Никто не вмешивался в её жизнь и домашние хлопоты, чем помогали чувствовать себя вполне самостоятельной. Бабушка Вера всё время проводила в малой избе, а свекровь не могла на неё намолиться и была рада, что, наконец- то в доме, появилась настоящая хозяйка.
Но недолго длилось семейное счастье. Началась война. Сергея мобилизовали на покров. Отец и беременная жена отвезли его в Воронеж, дождались, когда призванных погрузили на Курском вокзале в вагоны, и отправились домой. Дарья была так расстроена, что проезжая мимо родного дома, отказалась даже проведать родных.
Сильно переживал разлуку с женой и Сергей. Он замкнулся, сник и почти ни с кем не разговаривал, хотя в этот раз из села было призвано в армию сто человек. Хохол, которого забрали в армию вместе с Сергеем, понимал состояние своего друга и не навязывал ему своего мнения, не утешал. Все его участие сводилось к ходьбе за едой на кухню. Поезд с мобилизованными шел ходко, почти без остановок, и на исходе недели они были уже в Киеве. Правда, до самого Киева немного не довезли, высадили в Дарнице. На окраине пригорода, на берегу Днепра, в один ряд выстроились приземистые бревенчатые казармы, окруженные высоким забором. Перед казармами раскинулся обширный плац, кое-где изрезанный учебными траншеями и окопами. После завтрака всех повели в крайнюю казарму, где размещался лазарет и приказали ждать вызова, никуда не отлучаться и не ходить по полю. Через несколько минут, из лазарета вышел фельдфебель, построил в две шеренги новобранцев и представился странной фамилией Гусак. Был он приземист, с широкими плечами, на которых, почти без шеи, покоилась массивная голова с широким лицом и обвисшими усами на нем. Он призвал к тишине и стал громко выкликивать фамилии. Названные мужики отзывались, выходили из строя, показывались фельдфебелю и становились назад на свое место. Но тут вышла заминка. Когда назвали фамилию Дмитрия Попова, никто не откликнулся. Фельдфебель повысил голос и вновь назвал фамилию, но и на этот раз никто не отозвался.