— Ну, Николай, теперь ноги в руки и ходу отсюда, ибо сейчас за нас возьмутся артиллеристы!
Николай покатил пулемет, Сергей подхватил неиспользованные коробки с лентами и они бегом бросились за разрушенный домик. Шагах в сорока от бывшего штаба, начинался довольно глубокий овраг, кое-где заросший невысоким кустарником. Не успели они спуститься на дно оврага, как земля дрогнула и раздались частые разрывы снарядов там, где еще недавно был их окоп. Бежали изо всех сил, с каждым шагом удаляясь от страшного места. Спешить заставляло и опасение, что австрийцы, не обнаружив их убитыми, кинутся догонять. То бегом, то шагом передвигались они целый день, таща на себе пулемёт и коробки с патронами. Остановились только раз, для того, что бы разъединить остывший ствол пулемёта со станиной. Овраг давно кончился, и пулемётчики продолжали свой путь в реденьком осиновом лесочке вперемешку с березками. Только на заходе солнца они решились остановиться отдохнуть. Перекусили остатками пайка и тут почувствовали, что смертельно устали. Сергей сказал Николаю, чтоб тот ложился спать, а сам будет дежурить и через два часа они поменяются местами. Достал часы и нажал на кнопку. Крышка открылась. После негромкой мелодии пробило одиннадцать часов. Николай прилег на траву и тут же захрапел. Прошло два часа, но Сергей не стал его будить, дав поспать еще один час. Когда подошла очередь дежурить Николаю, Сергей приказал разбудить его, как только начнет сереть небо.
Проснулся Сергей сам, когда над горизонтом уже показался край солнца. Рядом спал Николай, причмокивая во сне, как ребёнок. Он разбудил его, но ругать не стал, пожалев благодушного богатыря. Позавтракав на скорую руку остатками пайка, они тронулись в путь. Сначала шли таким же малорослым лесом, а потом кончился и он, но зато они вышли на дорогу. Дорога была хорошо накатана, и было видно, что по ней прошло множество подвод. Но чьи это следы? Русские или австрийские? Неужели, пока они спали, противник сумел так далеко прошагать по нашей земле? Здравый смысл подсказывал, что не может такого быть, чтобы наши войска без боя оставили свои позиции. Но тогда почему они второй день не слышат ни пушечной, ни ружейной стрельбы? По обочинам дороги кое-где валялись сломанные телеги, трупы лошадей, какое — то барахло, но нигде не было видно убитых. И все же уверенность в том, что здесь недавно прошли именно наши части придавало то, что все валявшееся у дороги было русским, а не австрийским.
Наконец, впереди показался небольшой хутор с белёными мазанками в окружении высоких тополей. Они нашли небольшую лощину, спрятались и стали наблюдать за домиками. Внешне на хуторе не было видно ничего такого, чтобы указывало на присутствие там военных. Наконец, из хаты вышла женщина, достала из колодца ведро воды и понесла его в сарай. Её спокойное поведение придало им смелости, и они уверенно направились к хутору. Встретила их пожилая хохлушка, хотя и неприветливо, но и без видимой вражды. Она кивком головы ответила на приветствие и, не сказав ни слова, ушла в хату. Вскоре к ним вышел пожилой мужчина в белом холщевом одеянии, с белым оселедцем на массивной голове и длинными обвисшими усами. Он пожал им руки, пригласил за сбитый из досок стол, стоявший под вишней, присел и сам. Он не стал спрашивать, кто они и откуда. Очевидно, они были не первыми и не последними, идущими с передовой.
— Вы, хлопчики, отдохните малость, а потом вас хозяйка угостит борщом. Небось проголодались? — сказал дед обыденным голосом, словно встретил хорошо знакомых людей.
— Да мы не голодные, — ответил, стесняясь, Сергей, — а вот попить водички не мешало бы. С вчерашнего дня росинки во рту не было. Дед, молча, поднялся, подошел к колодцу, достал ведро воды и пригласил их напиться. Вода оказалась холодной и вкусной. Они напились и попросили дать им, какую-нибудь посудину, в чем можно было умыться и помыть ноги. Дед принес из хаты деревянную шайку, поставил на скамейку и налил в нее воды. Они сняли гимнастёрки, обмылись и прилегли на землю под вишнями. Когда хозяйка принесла чугунок с борщом, измученные солдатики уже спали крепким здоровым сном.
Проснулись за полдень. Встали отдохнувшими и свежими. Хозяйка разогрела наваристый борщ, накормила, и они стали собираться в дорогу.
— А скажи, добрый человек, проходили ли здесь наши войска? — спросил Сергей деда.
— Как не проходили, проходили!
— И давно?
— Та — а, прошли вчера, очень спешили. После приезжал ко мне кум, так он рассказал, что они остановились в Терновке.
— А далеко от вас эта Терновка?
— Не — е, недалеко, вёрст эдак десять. Село большое, там есть и церковь, куда мы ходим молиться. Да мы и сами из Терновки, но когда разрешили выходить на отруба, мы и переселились сюда, на хутор.
Они попрощались с хозяевами, поблагодарили их за хлеб и соль, пожелав счастья и здоровья.
— Та — а, чего там! Ведь мой сын и два внука тоже где-то мыкают нужду на войне. Может, встретите их где-нибудь, то передайте им наше благословение. А фамилия наша Оселёдки. Запомните, О — се — лёд — ки!
Десять верст они не прошли, а пробежали. Через какие — то час — полтора они были на окраине Терновки. И тут на их пути встретилось препятствие в виде двух вооружённых солдат из дозора.
— Стой! — раздался из-за плетня строгий оклик. — Кто такие?
— А ты кто такой? — спросил Сергей так же строго.
— Мы дозорные, а кто ты?
— Мы пулемётчики, разве не видишь?
— Видим! Придется вам разоружиться и сдать пулемёт, а после отведём в штаб!
— Нам и нужен штаб, а пулемёт останется с нами!
— Нельзя! Сдайте пулемёт, а то стрельну!
Это вывело Сергея из себя. Он почувствовал, что где-то внутри поднимается гнев, заполняя всё его существо.
— Я тебе, сопля, так стрельну, что никто не узнает, где могилка твоя! Николай, пулемёт к бою!
Николай лег и, приведя пулемёт в рабочее состояние, прильнул к нему, поочередно озираясь то на плетень, то на Сергея.
— А теперь, вояки, вылазьте из-за плетня и идите ко мне, а то мы из вас сделаем бредень.
Те не дали долго себя уговаривать и дружно перепрыгнули через плетень.
— Вот так-то лучше! А теперь ведите нас в штаб, и поживее. Да не дурите — шутить я не буду.
Через минуту по улице села чередом шагали два солдата с винтовками за плечами, а за ними еще двое, с пулемётом.
В центре села высился добротный каменный дом какого-то купчика, где и разместился штаб. На крыльце их встретил часовой и сказал, чтобы подождали. Через минуту появился адъютант полковника Заенковского, щеголеватый и молодой красавец. Сергей вышел вперед, положил ладонь к виску и доложил громко и четко:
— Ваше благородие, доложите господину полковнику, что рядовой Пономарев, со вторым номером рядовым Гусевым прибыли, выполнив его приказ!
Адъютант вспомнил об оставленном прикрытии убегающего штаба, двумя пулемётчиками, но мысленно их похоронил, потому что очень уж авантюрная была затея, оставить двух рядовых на растерзание неприятеля. Выслушав короткий рапорт солдата, он бегом бросился в дом, сразу вернулся и пригласил Сергея войти.
В большой опрятной комнате, в окружении командного состава, за массивным столом восседал командир полка. Когда Сергей строевым шагом подошел к столу и приложил ладонь к виску, полковник встал, опустил руки по швам и выслушал его рапорт. Офицеры, видя, что полковник стоит по стойке смирно перед неизвестно откуда взявшимся рядовым, тоже встали. Выслушав рапорт Сергея, командир предложил всем садиться, в том числе и Сергею. Он помялся и присел на краешек стула. Полковник попросил рассказать обо всем, что было с ним после ухода войск. Сергей подробно рассказал, как они отбили три атаки австрияк и как те, не выдержав огня, позорно бежали с поля боя. Как потом искали свою часть и случайно напали на ее след.