(Кстати, выясняется, что Шекспир был одним из ведущих оккультистов. Похоже, все ими были. Вполне вероятно, что рано или поздно выяснится, что Чарли Чаплин и Иосиф Сталин тоже были оккультистами.)
Вернулся домой поздно. Я уже принял решение, как мне поступить, поэтому решил, что должен позвонить Салли не откладывая. Утром будет слишком поздно, потому что утром у нее лекции по археологии. Я позвонил ей и сказал, что у меня пищевое отравление и я сомневаюсь, смогу ли завтра вечером пойти в кино. Она серьезно забеспокоилась и стала несколько занудно и в подробностях выспрашивать, чем меня рвет, и даже пригрозила заявиться, чтобы ухаживать за мной. Она думает, что я мог стать жертвой магической атаки и что заболел я именно из-за Ложи. Но в конце концов мы отложили «Эльвиру Мадиган» до четверга.
Перед нашим омерзительным уроком поцелуев Фелтон наговорил столько всего, что трудно и упомнить. Он сказал что-то насчет того, что мне мешает моя эмоциональная реакция на происходящее и окружающих меня людей. Ну и, конечно, снова стал говорить о том, почему для мага очень важно тренировать память. У Ложи много врагов, и Посвященные время от времени подвергаются нападениям при помощи магии. Самая распространенная форма подобных магических нападений — это атака на память Посвященного. Если же он проиграет такую магическую битву, то часть его прошлого становится доступной ему только по записям в дневнике. Таким образом, дневник превращается в нечто вроде дублера памяти, который может понадобиться в грядущей магической войне. Еще Фелтон сказал, что когда я веду дневник, я приучаю себя думать в обратном порядке, а это — одно из существеннейших умений Посвященного. Он ни словом не обмолвился о загадочном провале Каирского Созидания, даже несмотря на то, что я особо затронул эту тему в своем дневнике в надежде, что он что-нибудь да расскажет.
24 мая, среда
Проснулся рано. Вспоминая вчерашний день, подумал, что все было не так уж и плохо. Мне хотелось шокировать себя, и я в этом преуспел. Класс. Плохо то, что теперь у меня простуда. Я наврал Салли насчет пищевого отравления, а теперь я и правда чувствую себя не вполне здоровым. После завтрака поставил «Sunshine Superman», чтобы лучше думалось о Салли. У каждого из людей моего поколения, похоже, есть собственная музыка, которая его отличает от других. Салли без ума от музыки Донована — «английского Дилана». Она торчит от нежной мечтательности его песен. (Но в песнях Донована есть меланхолический подтекст, а это — дурное предзнаменование для будущего Салли.) Салли, как и я, любит танцевать, но танцует она иначе — медленно извиваясь. Новая мода на игру на ситаре идеально подходит к ее стилю. Я же танцую как под высоким напряжением, воображая, что мое тело растворяется в волнах энергии и света. Танец освобождает меня от земного притяжения.
Салли не любит острых углов. Это заметно в ее комнате — это словно бы продолжение самой Салли. В ней пол, стены и потолок скрыты бесконечными драпировками, разноцветными лоскутками, завесами из бус, китайскими колокольчиками, циновками и подушками. Когда свечи не зажжены, комнату освещает оранжевая лампочка, спрятанная под куском батика. Салли таскает кучу тканей из театров, где подрабатывает костюмершей, она все время приносит все новые и новые лоскутки и по-разному их развешивает, чтобы переориентировать вибрации. И у нее сладкое дыхание.
Я смутился, когда Фелтон указал мне, что я ничего не пишу в дневнике о себе и своих чувствах. Люблю ли я Салли? Мне бы не хотелось упрощать. Возможно. (Любовь есть Закон. Любовь подчиняется Воле.) Но что такое любовь? Мы оба свободные духом люди. Мы не принадлежим друг другу на правах собственности. Когда Салли сказала, что я должен порвать с Ложей, это было первым проявлением авторитарности и собственничества в наших отношениях с ее стороны. Это она зря.
Сегодня утром меня ждал великий триумф. Сев на автобус до Св. Иосифа, я стал практиковаться в заклинаниях невидимости. И поскольку кондуктор меня так и не заметил, я проехал бесплатно. Думаю, что способность становиться невидимкой может серьезно пригодиться наблюдателю-социологу.
В конце первой перемены ко мне подошел поболтать замдиректора школы. Поделился несколькими полезными наблюдениями касательно образцов детских игр. Потом стал расспрашивать, что я собираюсь делать, когда защищусь. Это из тех вопросов, которые прям-таки выводят меня из себя. Я ничего не собираюсь делать в жизни — разве что танцевать или заниматься музыкой. О работе даже подумать больно. Как поют роллинги: «Скучно становиться стариком».
У меня — жуткое чувство, что молодость — это каникулы, которые скоро закончатся. На смену 1967-му придет 1968-й. Несколько недель назад Салли прочитала мне стихотворение «Земля сердечных устремлений» У. Б. Йейтса, где говорится:
Но, может быть, продвигаясь по Оккультному Пути, я найду ответ. Может быть, отыщется заклинание, которое заставит время для меня застыть, и я буду вечно танцевать в 1967-м, пока остальные, старея, тащатся сквозь годы.
Салли читает много стихов и учит их наизусть. Йейтс, Донн, Блейк, а также Гинзбург, Корсо и Ферлингетти. Ей нравится покупать всякие мелочи. Ей нравится, когда я разбиваю сырые яйца на ее тело. Она похожа на метафизического социолога — так ей нравится вытягивать из людей разные признания, приставая к ним с дурацкими вопросами типа: «В чем, по-вашему, смысл жизни?», или «Что кажется вам забавным?», или «Как вы считаете, быть серьезным — это хорошо?». Она спрашивает меня, спрашивает мистера Козмика, спрашивает почтальона, привратника в «Пупе Земли», всех. Потом, ближе к концу недели, сравнивает ответы и готовит новые вопросы.
Салли — Водолей. Она немножко похожа на Миа Фэрроу, до того как та подстриглась. («Каждый мужчина и каждая женщина — звезда», — как замечает Кроули.) А может, она похожа на Нико с конверта пластинки Велвет Андерграунд и Нико. (Велвет Андерграунд — я от них тащусь.) Салли любит свою свободу и не хочет оказаться в ловушке образа мыслей цивилов. Вообще все Водолеи любят необычное, и их представления все время меняются. Это время Салли. А времена сейчас странные. «Season of the Witch», то есть время ведьмы, как поет ее оракул — Донован.
Ложа произвела на нее дурное впечатление. Зато она балдеет от мистера Козмика. У них общие взгляды на Артура и Гвиневеру. Они оба думают, что Артур со своими рыцарями вернется и что миллионы ныне живущих увидят возрождение Камелота. Думаю, они пару раз переспали. Клево.
Днем дописывал дневник, глядя, как моя одежда крутится в стиральной машине, и лечил простуду. Вечером оделся для ужина. После выпускного бала я ни разу не надевал костюма. Галстук для меня — как веревка для висельника — наказание, налагаемое обществом. Потом поехал в «Веселого гусара», это в Сохо. Самочувствие было паршивое, и я догадывался, что бес, который заставляет меня делать то, чего я делать не хочу, пришел со мной в ресторан. В «Веселом гусаре» кругом красный плюш и темное лакированное дерево, это местечко, где полковник руриганской армии мог бы встречаться со своей любовницей — оперной дивой. Раньше мне никогда не приходилось бывать в подобных местах, но, по словам Фелтона, в Лондоне много куда более дорогих и престижных ресторанов. Мы намерены посетить их все по списку. Фелтон уже ждал меня, прихлебывая из стакана что-то зеленое. Я не привык есть так поздно. Но несмотря на то, что моя нервозность, должно быть, была сильно заметна, Фелтон настоял на том, чтобы нам принесли карту вин. Я здесь не для того, чтобы есть, а для очередного урока. Фелтон заказал бутылку монтраше и заставил меня повторять его действия: крутить бокал, присматриваясь и принюхиваясь к вину. Потом мы сделали по глоточку, сжав губы, как куриные гузки. Терпеть не могу пить глоточками. Хватить залпом — вот это по мне. Фелтону пришлось меня остановить, чтобы я не выпил все до дна. Монтраше — это крепкое сухое белое бургундское. У него цветочный букет и послевкусие медового дуба. От такого прекрасного белого вина я, наверное, должен был упасть в обморок, но на вкус оно было просто белое вино, и я его выпил. Не будь у меня простуды, я, возможно, извлек бы больше из этого урока. Тем не менее я должен запомнить все, что касается этого ритуала с картой вин. Это часть моей подготовки мага.