— Конечно, я делаю это не ради себя, — произнес Элфрид, еще борясь с угрызениями совести.
Кэролайн не испытывала подобных угрызений — у нее не было совести. Она считала, что совесть ей ни к чему.
Кэролайн взглянула на отражение мужа в зеркале.
— Запомни, ты делаешь это ради нашего сына — твоего сына.
— Я делаю это ради Эдварда.
— Это его право. И твое.
— Это его право, — послушно повторил Элфрид Чабб. Он заметно успокоился, и в его глазах появилось привычное выражение. Он коснулся рукой обнаженного-плеча жены. — Сегодня ты выглядишь восхитительно, дорогая.
Кэролайн улыбнулась, глядя в зеркало. Глаза ее оставались холодными, но муж не заметил этого.
— Благодарю, Элфрид.
Склонившись, он прикоснулся губами к ее шее. Бриллианты казались прохладными на ее коже по сравнению с теплотой губ Элфрида и покалывающего щетиной подбородка.
Он обвил рукой талию жены и прижался к ее спине. Даже сквозь платье и множество нижних юбок она почувствовала, как вздымается, раздувается и твердеет его плоть. Другая его рука скользнула за низкий вырез платья и задвигалась там, пока Элфрид не нашел то, что искал. Обхватив сосок большим и указательным пальцами, он слегка сжал его.
Кэролайн уже давно научилась скрывать свои истинные чувства. Она откинула голову, прислонившись к плечу мужа, и слегка приоткрыла рот, так, что ему был виден кончик ее языка. Прихватив верхними зубками губу, она издала звук, напоминающий стон наслаждения.
За долгие годы привычка стала ее второй натурой. Элфрид Чабб был уверен, что он хороший любовник, но жене удалось убедить его в том, что он просто великолепен. Это сделало его гораздо более послушным, покорным, охотно выполняющим все ее приказы. Если бы он только знал, какой непревзойденной актрисой была его жена!
Разумеется, какая женщина не становится актрисой, когда дело доходит до мужчин и их физических аппетитов?
Элфрид погладил ее грудь. Кэролайн застонала и еле слышно прошептала:
— Элфрид…
Он самодовольно рассмеялся.
— Как жаль, дорогая, что нам предстоит долгий вечер, — сказал он, извлекая руку из декольте жены. — Наверное, я смогу навестить тебя попозже.
— Может быть. — Она поправила роскошное платье.
— Наверное, путешествие слишком утомило тебя.
Она прекрасно знала, что он сгорает от желания.
— Для тебя я никогда не утомляюсь, — возразила она. А на самом деле, этот мужчина вряд ли смог бы истощить ее силы.
Элфрид пригладил бакенбарды.
— Думаю, пора добавить к твоему бриллиантовому ожерелью пару бриллиантовых серег.
— Ты слишком добр ко мне. Ты меня избалуешь, — улыбка Кэролайн засияла, под стать камням на ее шее.
— Мне нравится баловать тебя, — Элфрид подал ей руку. — А теперь нам пора к ужину, дорогая, иначе все начнут гадать, что задержало нас.
— Ужин был отличным, леди Элисса, — заметил Элфрид Чабб, когда компания перешла в гостиную. Гостиная была отделана в итальянском стиле, вышедшем из моды уже во времена восьмой графини Грейстоун, и тогда же подновлена.
— Благодарю вас, сэр Элфрид. Я рада, что он вам понравился, — ответила Элисса, довольная тем, как проходит вечер. Конечно, изрядная доля его успеха принадлежала Майлсу Сент-Олдфорду. За ужином он развлекал общество остроумными светскими историями и рассказами о своих путешествиях — по-видимому, маркиз успел побывать решительно всюду и изведать все.
— Чудесная картина, — заметил ее гость, привлекал внимание Элиссы к огромному пейзажу на стене. — Очень напоминает вид аббатства.
— Она называется «Аббатство Грейстоун. Вид дома, садов и парка». Каналетто написал ее в 1748 году для шестого эрла Грейстоунского, — объяснила Злисса.
— Шестой эрл приходится вам…
Элисса задумалась. Вычисления всегда давались ей с трудом.
— Моим пра-пра-пра-прадедушкой.
Сэр Элфрид казался изумленным.
— Все эрлы Грейстоунские оставили, память о себе. Вся их история запечатлена на стенах этого великолепного и величественного дома, — он тяжело вздохнул. — Я сожалею, что не посетил аббатство, пока был жив ваш отец. Леди Чабб и я с прискорбием услышали о его преждевременной кончине, а также о кончине вашей матушки. Примите наши искренние соболезнования, леди Элисса.
— Благодарю вас, сэр Элфрид.
— Я часто представлял себе, как сижу в библиотеке, обсуждая с лордом Грейстоуном историю этих мест…
— Уверена, отец был бы рад возможности побеседовать с вами.
— Как любезно было с вашей стороны упомянуть об этом! Удивительно любезно… Мне жаль только, что мой сын, Эдвард, не смог приехать с нами. Он путешествует по Италии в обществе младшего сына герцога Б.
— Да, леди Чабб упоминала об этом за ужином.
— Вы правы. — Сэр Элфрид указал на огромное инкрустированное панно над камином. — Если не ошибаюсь, это фамильный герб?
— Да, действительно.
— Не могли бы вы объяснить мне его содержание?
— Разумеется. — Если сэр Элфрид действительно хотел поподробнее узнать о гербе, Элисса была только рада дать ему объяснения. — Герб разделен на четыре квадратных поля. В первом изображен лев, подобный льву на гербе Ричарда Львиное Сердце.
— «Кер де Лион», — пробормотал по-французски сэр Элфрид.
— Предположительно, нашим давним предком был один из тех пэров, которые последовали за Ричардом в Святую землю во время третьего крестового похода, чтобы осуществить клятву этого короля и освободить Иерусалим.
— Удивительно!
— Во втором квадрате изображен белый цветок, ныне не существующий в природе; в третьем — перевитый цветами крест, а в четвертом — наш фамильный девиз «Vincit omnia veritas».
— Истина всегда победит, — перевел веселый женский голос, раздавшийся за ее спиной.
Оба обернулись. Позади стояла леди Чабб. Одетая в модное шелковое лиловое платье — цвет, который придавал фиолетовый оттенок ее темным глазам и оттенялся роскошными каштановыми волосами — она выглядела изумительно.
Леди Чабб приятно улыбнулась, однако улыбка не тронула ее глаз.
— Вы верите, что истина всегда побеждает, леди Элисса?
— Да, верю.
Элисса почувствовала, что в этом вопросе прозвучало нечто более значительное, чем просто праздное любопытство; ей только не хватало опыта, чтобы понять, что именно это было.
Леди Кэролайн Чабб просунула узкую гибкую руку под локоть сэра Элфрида и притянула его к себе.
— Мне необходимо на несколько минут похитить у вас моего мужа. Похоже, доктор Симт хотел бы задать сэру Элфриду несколько вопросов на тему истории.
— Пожалуйста, — вежливо ответила Элисса. Обнаружив, что осталась одна, она повернулась и взглянула на панно над камином. Как жаль, что ее любимую картину Каналетто повесили в кабинете! На ней был изображен вид Венеции — палаццо, каналы, гондолы, гондольеры и венецианцы.
— Фунт за ваши мысли, — прозвучал рядом знакомый мужской голос.
Майлс Сент-Олдфорд остановился около Элиссы с бокалом бренди в руке.
— Целый фунт, милорд? Мне казалось, обычно говорят «пенни».
— Что поделать, инфляция!
Она состроила гримасу.
— Откровенно говоря, не верится, что мои мысли достойны хотя бы пенни.
— Берусь судить об этом.
— Я размышляла о Каналетто. — Элисса указала на картину.
— А!
— И это привело меня к мыслям о Гете, — продолжала она.
Он нахмурился.
— Как это вам удалось от итальянского живописца перейти к немецкому поэту?
— Моя любимая картина Каналетто «Венеция. Палаццо, гондола и вид с моста» висит в кабинете, напротив моего стола, — попыталась объяснить Элисса. — Поэтому я задумалась о Венеции, и это привело меня к размышлениям о двух книгах совершенно различного характера, но одного и того же автора — «Венецианские эпиграммы» и «Итальянское путешествие»…