Берта появилась сейчас же. Ее отпустили на три дня, но позже обещали дать более продолжительный отпуск.
Она приехала утром. Аугусто увидел ее, когда она у входа в палату говорила с сестрой. Аугусто поднял руку. Сердце заколотилось, тяжело застучала кровь, заныла рана. Берта хотела улыбнуться, но на лице ее появилось выражение мучительной тревоги. Она стремительно шла, почти бежала между кроватями, на которых лежали раненые. Кто-то свистнул, раздались восхищенные возгласы, посыпались соленые шуточки. Аугусто протянул руки навстречу ей. Берта крепко сжала их, опустилась на табуретку, стоявшую рядом с койкой, и заплакала, пытаясь заглушить рыдания в ладонях Аугусто.
— Успокойся, Берта. Теперь все позади. Что о тебе подумают люди! Я скоро буду здоров. Ничего страшного не случилось.
Теплые губы касались его ладоней. Они стали мокрыми от слез. Аугусто хотел успокоить невесту, вытереть ей глаза, и в то же время ему было приятно. Ведь Берта плачет из-за него. Охватившее Аугусто волнение помешало ему заметить некоторую неестественность в поведении девушки: уж слишком отчаянными были ее рыдания.
Через несколько минут Берта успокоилась и подняла свое юное, прекрасное лицо, еще мокрое от слез.
— Почему ты не написал мне сразу?
— Чтобы еще больше напугать тебя?
— Не важно! Ты не знаешь… — произнесла она, точно стыдясь и едва удерживаясь от того, чтобы не заплакать снова.
Но Аугусто видел лишь волнение женщины, которая любит его и страдает из-за того, что с ним случилось.
— А для меня это очень важно, — сказал он. — Я не хотел сообщать тебе, пока не поправлюсь. Но желание видеть тебя оказалось сильнее. Если бы я знал, что ты будешь так переживать… Слушай меня внимательно. Даго тебе слово, рана совсем не тяжелая. Еще немного побаливает, но сейчас, когда ты рядом, все хорошо.
Берта попросила подробно рассказать, как он был ранен. Аугусто рассказал.
— Не знаю почему, но у меня было предчувствие, что ты находишься под Теруэлем. Когда мы готовили одежду и посылки для солдат, я всегда мечтала о том, чтобы они попали к тебе. Я часто просыпалась в испуге и молилась за тех, кому на фронте приходится переносить этот страшный холод. Может быть, это эгоистично, но я просила бога, чтобы тебя там не было.
Берта ушла ненадолго — только для того, чтобы пообедать у родственников, живших в Калатаюде. Она и остановилась у них. Вернувшись, она снова принялась говорить не переставая. Рассказывала о смерти зятя, о своей работе, о товарищах, о жизни в Сарагосе. Говорила она очень быстро и нервно смеялась. Был момент, когда Аугусто почувствовал, что Берта будто переигрывает, подчеркнуто сдерживая рыдания и одновременно стараясь оглушить его потоком пустых фраз.
Аугусто слушал, лишь время от времени вставляя несколько слов.
— Почему ты молчишь? — спросила Берта, и в голосе ее звучало беспокойство.
— Мне нравится слушать тебя. Знаешь что, Берта…
— Что?
— Наклонись ко мне.
Девушка наклонилась. По лицу Аугусто скользнули блестящие, душистые волосы. Он ощущал ее теплое дыхание, видел ее глаза, которые смотрели на него с неизбывной нежностью, ее руку. Такая хрупкая и в то же время сильная, она лежала на его пододеяльнике. Его счастье, его надежда — все было в этой маленькой ручке.
— Любишь меня? — спросил он.
Берта покраснела, потому что раненые с ближних коек наблюдали за ними с бесцеремонным равнодушием.
— Конечно, — прошептала она.
Время летело быстро. В окно заглянуло солнце, ласково скользнуло по стенам, по вещам, покрыв их золотистым пушком. Потом как-то незаметно в комнату заползли сумерки, словно заполнив все углы густой копотью. Палата превратилась в шлюз, который быстро затопляла темнота. Они замолчали, но кровь бунтовала, звала. Аугусто с силой сжал руки Берты. Из бушующей за окном тьмы в палату врывались черные молнии. С минуты на минуту должны были зажечь свет. Берта наклонилась к Аугусто и поцеловала его в губы.
Три дня Аугусто был счастлив. Но не Берта. Для нее sto были тяжелые дни. Не раз она думала об этом. И всегда его доверчивая любовь, его слепая вера в нее вызывали в ней чувство глухого раздражения. Аугусто должен был приказать ей: «Останься!» И она осталась бы, забыв обо всем на свете. Все такой же наивный, каким был раньше! «Останься!» И она все бросила бы ради него.