Аугусто тоже засмеялся и покраснел.
— Ох уж эти замужние дамы! Чего только они не придумают!
— Но, братец, — не унималась Мария, — не станешь же ты утверждать, что…
— Ты можешь помолчать? — и Аугусто затих, думая о своей невесте.
Берта пришла после полудня.
— Я познакомлю тебя с моей двоюродной сестрой Росарио, — сказала она. — Очень хорошая девушка. Если тебе что-нибудь понадобится, можешь без стеснения обращаться к ней. Вечером я приведу ее с собой. Уверена, она вам понравится. Ты можешь спокойно ехать, Мария. Аугусто будет в верных руках, пока я не получу отпуск.
Росарио оказалась робкой и приветливой девушкой. Марии и Аугусто она понравилась.
Когда настало время прощаться, Росарио и Мария деликатно вышли.
— Скоро я снова приеду, — сказала Берта.
— Хорошо бы тебе дали отпуск побольше.
— Я попытаюсь. Я буду молиться, чтобы ты быстрее поправился.
— Лучше молись, чтобы тебе дали отпуск.
— Аугусто! — воскликнула Берта, порывисто протягивая к нему руки. — Не забывай, что я люблю тебя больше всех на свете и буду любить всю жизнь.
— Почему ты говоришь об этом?
— Не знаю. Так вдруг. Но ты знаешь, что это правда.
— Конечно.
— Прощай, Аугусто! — Глаза Берты были полны слез.
— Приезжай скорее!
Берта встала, осторожно высвободила руку, которую держал Аугусто, и, наклонившись, поцеловала его в губы.
Один из раненых свистнул, другой крикнул: «А нас?»
Берта едва коснулась губами щеки Росарио и Марии и быстро ушла, вытирая платком глаза.
Сначала Росарио приходила в госпиталь два или три раза в неделю. Впрочем, она скоро подружилась с Марией и стала приходить чаще. Обе женщины беседовали с Аугусто, но больше между собой. Иногда он погружался в чтение, и тогда Росарио и Мария разговаривали вполголоса, чтобы не мешать Аугусто. Росарио приходила с вышивкой и принималась за работу. Мария купила шерсти, чтобы связать Аугусто свитер. Он смотрел, как движутся их руки, как солнечные лучи играют на спицах. Руки у обеих были очень красивые. У Марии белые, у Росарио — золотисто-смуглые. Раненые пытались заговаривать с женщинами, делали им комплименты. Те приветливо отвечали или же смеялись, заливаясь краской. А потом, сблизив головы, принимались шушукаться. У Марии были черные волосы. У Росарио — светло-каштановые. Солнце превращало волосы Марии в блестящий шлем, а волосы Росарио в золотой ореол. Аугусто смотрел на женщин и чувствовал себя счастливым. Иногда рана вдруг начинала ныть. Он с силой, чтобы не застонать, сжимал челюсти и кулаки. Женщины сразу замечали это, и обе, побледнев, поднимались. «Тебе больно?» — «Да, немного. Но ничего, сейчас пройдет». Женщины подходили к кровати, дрожащими руками поправляли одеяло, взбивали подушку. «Господи, если бы мы могли чем-нибудь помочь… Хочешь, позовем сестру?»
Когда они оставались одни, Мария говорила о Росарио:
— Она мне очень нравится. Правда, хорошая девушка?
— Да. Очень хорошая…
— И хорошенькая…
— Очень хорошенькая.
Марии всегда хотелось добавить: «И по-моему, ты ей нравишься», — но она удерживалась.
Когда Мария уехала, Росарио стала приходить ежедневно.
Она приносила книги, газеты и журналы, усаживалась рядом с Аугусто и принималась за шитье. Обычно Росарио молчала, немного стесняясь. Но если Аугусто спрашивал ее о чем-нибудь, отвечала непринужденно. Аугусто читал, украдкой посматривая на девушку, иногда что-нибудь говорил. В присутствии Росарио он чувствовал себя свободно, словно давно и хорошо знал ее, и мог подолгу молчать, не испытывая никакой неловкости.
Аугусто быстро поправлялся. Он уже вставал, его усаживали в кресло и отвозили в сад. Теперь Росарио приходила утром и вечером. Отношения между ними становились все более дружескими. Росарио часто заговаривала с Аугусто, и ему было приятно поболтать с девушкой.
— Я не надоел тебе? — спросил однажды Аугусто.
— Нет. А почему ты должен мне надоесть?
— Но у тебя же есть подруги, наверно, и друг и, наконец, домашние…
— Дома знают, что ты один, а мне все равно нечего делать. Я только шью для солдат, но шить я могу и здесь. Что касается друга, то у меня его нет. — Росарио улыбнулась.
— Я очень благодарен тебе, что ты приходишь сюда работать, а насчет друга не верю.
— Благодарить меня не за что, и все же я не вру, хоть ты мне и не веришь.
— Ты совсем не похожа на Берту, но есть в тебе что-то, что напоминает ее. Может быть, доброта ко мне, заботливость.
— Ты ошибаешься, — Росарио заставила себя улыбнуться и склонилась над работой.