— Не кажется ли тебе, что ты выбрала очень удобную позицию: сперва хладнокровно разбивать жизнь другим, а потом просить прощения?
— А не прощать? Разве это не значит быть еще более жестоким. Я тоже страдала, и наверняка больше тебя.
— Ты?
— Да, Аугусто. Мой муж не любит меня и никогда не любил. Я была для него лишь прихотью, и он заплатил за меня цену, которую с него потребовали. Но он уже пресытился мною. Стыдно признаться, но вскоре после свадьбы я застала его со служанкой. Они целовались. И теперь он часто проводит время с женщинами вроде нее. Ты не можешь себе представить, какие унижения я должна терпеть.
Парк погрузился в темноту. По дорожкам струился волшебный свет луны, он лился с деревьев на газоны, и казалось, что это маленькие лужицы после недавнего дождя.
Берта продолжала. В голосе ее звучали горечь и боль. Эту женщину он любил. Над ней издевались, ее заставили страдать. Она была беспомощна, как ребенок, и несчастна. Аугусто так хотелось поддаться состраданию и особенно неожиданному счастью быть с ней, быть в «последний раз», говорить, просто чувствовать ее рядом, забыв обо всем на свете. Но Берта причинила ему столько горя. «Как она страдает! Ведь она любила меня», — думал Аугусто все еще со злостью.
Берта замолчала. Теперь, после признания, она испытывала унижение и стыд. «Он разлюбил меня», — решила она.
— Прощай, Аугусто.
Берта повернулась и пошла, не пожав ему руки.
Деревья отбрасывали густую тень, которую, словно ковер или покрывало, кто-то перебросил через ручеек света, струившийся по дорожкам. Берта перешагнула через него своими стройными, тонкими ногами, изящная, как средневековая дама.
И тогда он будто пробудился от тяжелого сна. Желания мстить больше не было. Берта уходила, уходила навсегда. Она страдала. А он любил ее, любил и простил всей душой, всем сердцем. Напрасно старался он задушить в себе щедрое благородство любви.
— Берта!
Девушка остановилась. Аугусто пошел к ней, ошеломленный, раздираемый противоречивыми чувствами. Гнев еще бушевал в нем, но сильнее было желание утешить ее, расцеловать.
— Я понимаю, Берта, что ты страдала, и прощаю тебя. Но зачем ты сделала это, зачем? — воскликнул он, схватив ее руки.
Берта разразилась судорожными рыданиями.
Взволнованный, Аугусто, шепча ласковые слова, притянул девушку к себе. Наконец она успокоилась, подняла голову, лицо ее было мокро от слез.
— Я хочу знать только одно, Аугусто, ты еще любишь меня?
— Но, Берта!
Аугусто хотел сказать, что ей не следует спрашивать об этом, как ему отвечать, что он не смеет ее, их обоих подвергать бесчестью.
— Я любила только тебя, — все больше волнуясь продолжала Берта. — И никого другого. Я не знала, что делаю, Аугусто. Но я имею право на счастье! Хотя бы на капельку счастья!
— Берта! Умоляю тебя!
— Люблю тебя! Знаю только это и еще то, что я очень несчастна, — сказала она и потянулась к нему.
Аугусто поцеловал ее. Теперь он был уверен в том, что вновь нашел Берту.
Глава тридцать вторая
Попрощавшись с Бертой, Аугусто отправился ужинать. Договорились встретиться на следующий день около пяти в загородном кафе. Берта вновь принадлежит ему. Аугусто был на седьмом небе. Но это продолжалось недолго. Чувство радости не могло заглушить какого-то смутного беспокойства, угрызений совести, которые начинали его мучить. Берта любит его. А он воспользовался этим и толкает ее навстречу бесчестью, скандалу и, может быть, публичному позору. Берта любит его. Она будет бороться за свое счастье, за «капельку счастья», как может, отчаянно, недостойным, бесчестным оружием. А он хочет воспользоваться этим. Муж оскорбил ее, заставил страдать. Несчастная. Беспомощная, как ребенок. Она заслуживает любви и уважения. И ему нечего раздумывать: с уважением он и должен к ней относиться, должен спасти ее от грязи и позора, который может пасть на ее бедную голову. «Уеду завтра утром», — решил Аугусто. Им не надо больше видеться. Сколько может длиться их счастье? Неделю? Две? А потом? Да и какое это счастье, если Берту будут терзать нечистая совесть, страх перед завтрашним днем. Нет, больше он никогда не увидит ее!
На следующий день утром Аугусто отправился на вокзал узнать расписание. Решил уехать первым же поездом в половине восьмого вечера. Три недели он пробудет на курсах водителей в Леоне, потом ненадолго заедет к сестре. Дома он проведет лишь неделю. У родителей не должно возникнуть никаких подозрений насчет столь длительного отпуска. Вернувшись с вокзала, он зашел в бар и написал Марии и ее мужу, что скоро приедет. Потом он опустит письмо и купит какой-нибудь роман на дорогу. Он наметил себе жесткую программу, твердо решив не думать о Берте. Но с той минуты, как проснулся, имя девушки звучало в ушах: «Берта! Берта!»