Подвыпили основательно, но опьянение было невеселое, слезливое, без песен и шуток.
Стало холодно. Вдобавок ко всему начался дождь. Крупные капли оставляли черные пятна на поленьях. Языки пламени слизывали их. Капли становились все более частыми. Падали все быстрее и быстрее. Поднялся густой дым. Кто-то закашлялся. Неизвестно почему, Аугусто вдруг вспомнились «Лесные братья», Сашка Жегулев, мать Сашки, невеста, сестра.
Костер погас. Ливень усилился. Сидели, скорчившись, уткнув локти в колени, накрывшись одеялами. Вскоре одежда промокла насквозь. Интересно, который час? Вода стекала по лицам, по шее, за воротник. Зуб на зуб не попадал. Кто-то вздохнул: «Господи!» На переднем крае стояла полная тишина и мрак. А они — как потерпевшие кораблекрушение.
— Пошли в блиндаж командира батальона, — вдруг надумал Луиса.
Несколько человек поднялось, среди них Аугусто. Выпитое вино давало себя знать.
Крыша блиндажа была почти начисто снесена орудийным снарядом. На полу стояла лужа. Дождевая вода стекала потоками. Вернулись назад, к остальным.
— Ну что? — спросил кто-то. Никто не ответил.
Дождь кончился только на рассвете. Аугусто совсем закоченел. Чтобы размяться, стал ходить взад и вперед.
Появился связной.
— Нас сменяют!
— А куда отправят?
— Не знаю. Думаю, что в тыл. А вот куда сейчас? Наверное, в деревушку, которую сегодня заняли.
— Этого еще не хватало! — возмутился Луиса.
Деревушка стояла в каких-нибудь трехстах-четырехстах метрах от Эль Педрегаля. «А вдруг они снова пойдут в атаку?» Впрочем, об этом лучше не думать.
Пошли в деревню. Она была забита солдатами. Аугусто встретил Эспиналя. Он был небритый, но тщательно причесан и умыт. «Вот парень!»
— Эй! Эспиналь! Рад тебя видеть.
— Спасибо, — и он взглянул на Аугусто таким благодарным взглядом, что Аугусто даже растерялся.
Затем встретили Патрисио.
— Патрисио! Патрисио! — окликнули его Аугусто и Луиса. Он подбежал к ним, сияя улыбкой. Своей чудесной, ободряющей улыбкой. Похлопали друг друга по плечу, по спине. Каждый внимательно оглядел друзей с ног до головы.
— Ребятки! Ребятки! Вот счастье-то! — радовался Патрисио.
— Ну как? Рассказывай! Патрисио сразу помрачнел.
— Сплошное б…, — и вдруг расхохотался.
— Что с Ломасом?
— Засыпало камнями. Кажется, ничего страшного. Думаю, отделался ушибами. Отправили в госпиталь.
— Я уже слыхал про тебя. Ты, говорят, вел себя, как лев, — сказал Аугусто.
— А ты разве вел бы себя иначе?
— Не сравнивай. Я трусил, как сто старух.
— Думаешь, я не трусил? Но что поделаешь, ребятки, служба есть служба!
Им налили кофе о молоком. Кофе был горячий, Прихлебывали маленькими глотками, растягивая блаженство. — Целых пять суток горячего в рот не брали!
— Никогда в жизни не пил ничего вкуснее!
Этого восклицания никак нельзя было ждать от Луисы, и Аугусто с Патрисио даже глаза вытаращили. Но Луиса тут же поправился:
— Конечно, в армии.
Аугусто и Патрисио расхохотались,
Солдаты разбрелись по кухням погреться возле огонька. Там уже разгуливал Борода, как всегда вынюхивая и высматривая, что бы урвать.
— Эй, Борода!
Великолепный, самодовольный, он поочередно обнял своих товарищей.
— Ну как, орлы? Вот заварушка!
— Ты где пропадал?
— Только разок и удалось отлучиться с Эль Педрегаля. Когда начался этот проклятый обстрел, меня отправили связным на соседнюю высоту. Не успел я там перевести дух, как вдруг откуда ни возьмись командир батальона и говорит мне; «Подходящая мишень! А ну, перегони-ка мулов на Эль Педрегаль!» Вот так-то, ребятки, так прямо и сказал: «подходящая мишень». — Борода раскатисто захохотал. — Не понимаю, чего он ко мне привязался, этот старик! По-моему, ничего фигурка! Особенно теперь, когда горб наел, — и он похлопал себя по брюху.
— О Ломасе что-нибудь знаешь?
— Черт возьми! Так и сиротой можно остаться! Самое скверное, что я потерял главный источник снабжения, орлы.
К ним присоединились другие солдаты, которые каждую шутку Бороды встречали взрывами смеха.
— Ну и нахохотался же я, ребятки, с Сан-Сисебуто… — начал Патрисио. — Вот уж насмеялся вволю!
Сан-Сисебуто Шестьдесят Шесть был изрядный плут. Любил прикинуться дурачком. Всегда старался увильнуть от дела. Сержант Парра его недолюбливал. «Я тебя научу уму-разуму», — сказал он ему однажды. И с тех пор просто не давал проходу.
— Пардиньяс! А ну-ка сюда!
— Слушаюсь, господин сержант! — мигом отчеканивал тот. С виду был он увалень. И улыбался вроде бы смущенно. А на самом деле посмеивался про себя.