Эспиналь обхватил Ортегу за плечи и затащил внутрь убежища. Сержанта перевернули. На его груди мгновенно расплылось темное пятно. Он уже был мертв. Пуля попала в сердце.
Вбежали четверо или пятеро солдат, которые что-то бессвязно выкрикивали и толкали друг друга.
Пятачок, где стояли кухни, находился под ураганным обстрелом. Пули, поднимая беловатую пыль, шлепались, точно крупные капли в лужу.
— Еще одного ранило!
— Еще одного!
— Мать их…
— Этот из второй!
— Говорят, они тысячами идут в атаку.
— Брось!
— Здесь сам господь бог не уцелеет.
— Oro! Это бьет наша артиллерия!
Вбежал бледный как полотно младший лейтенант.
— Все в порядке! — закричал он. — Беспокоиться нечего. Тихо! Ничего страшного не случилось, — закончил он не очень уверенно.
— А ну-ка, Хинольо, пошли спасать котлы, а то их прострелят, — немного погодя сказал Прадо.
— Оставь, пусть себе варится! Кое-кто засмеялся.
— Да ты, кажется, в штаны наложил. Прадо вышел один.
— Пойдем, Хинольо! — позвал Аугусто.
— Давай, живее, давай, — ответил тот, не двигаясь. Все отчетливо услышали отрывистый, словно приглушенный звук попавшей в тело пули.
Прадо даже не вздрогнул, но лицо его исказилось.
— Меня ранило, — пробормотал он немного смущенно и вошел, прихрамывая.
— Именно поэтому я и не хотел идти с тобой. — Логика Хинольо была неотразима.
Какой-то солдат разрезал своим ножом штаны повара. Пуля прошла через ляжку, ее головка торчала с внутренней стороны. Прадо, подавленный, опустился на ящик и молча смотрел, как капает кровь.
Несколько раненых проковыляли к санчасти.
— Скорее! — кричали им. — Будьте осторожней!
По склону холма уже спускались санитары со своей зловещей ношей. Подошло подкрепление. Спустя час перестрелка утихла.
— Пошли! — крикнул кто-то. — Мы им показали, где раки зимуют.
Помогли Прадо добраться до санчасти. Попросили носилки, чтобы унести сержанта Ортегу. В санчасти было уже порядочно раненых, лежал один убитый.
К обеду на передовой опять все смолкло. Лица у солдат были мрачные.
— Убитых не меньше двадцати, — сказал кто-то.
— Слыхали о парне из третьей?
Солдаты оживились.
— Пуля попала ему в ногу, когда мы тащили наверх патроны. А он и не заметил, представьте себе! Сами знаете, дорога крутая, ящики волочишь, высунув язык. Пуля вошла в ляжку. Мы увидели кровь уже на месте и спрашиваем: «Что это у тебя?» А он уже и шагу не может сделать,
— Да, бывает, — подхватил другой. — Помнишь связного, что был тяжело ранен в Суэре? Тогда еще убило капитана Маркеса. Так он из моей деревни. Вот это парень! Решили, что он умер, уже и панихиду отслужили и все прочее. А потом его видели в госпитале. Он ослеп и не хотел возвращаться домой.
— Да… А того помните, что сошел с ума в Сомосьерре? С ним все кончено. Он уже никогда не вернется к своим лошадям. Мой брат его видел. Да что тут говорить! Все время орет: «Танки, танки!» И если кто-нибудь тронет его, бросается, как разъяренный бык.
Солдаты разговорились, вспомнили истории печальные и забавные. Лица стали спокойнее, кое-кто уже улыбался. И тогда Сан-Сисебуто Шестьдесят Шесть оглушил всех одной из своих бессмысленных тирад.
— Да, ребята, это я вам и говорю! А что еще будешь делать? Не так ли? Следовательно, самое важное для нас — это терапевтические слова. Потому что всегда и во веки веков, никогда и ни за что на свете не будет в норме фантомина слова, обращенного к людям, которые могут понимать и взаимодействовать в своих взаимоотношениях благодаря своей учености, пренебрежению и уважению, которое они имеют в силу умеренности и целомудрия.
После обеда Аугусто и Эспиналь готовились ехать за продовольствием. Аугусто был невесел.
— Вот увидишь, сегодня нашу машину обстреляют. Перед укрытием, у которого стояли кухни, из земли торчал стальной хомут. Пару дней назад Аугусто пытался его вытащить. Лагуна, проходивший в это время мимо, с силой шлепнул его по заду.
— Ты что, на воздух взлететь хочешь?
Аугусто бросился за поваром, а потом вообще забыл о хомуте. Не так давно у Кампильо шли ожесточенные сражения. Деревня несколько раз переходила из рук в руки. Во время одного из боев здесь и упала неразорвавшаяся граната со снятым предохранительным хомутом. Гранату постепенно засыпало землей.