Выбрать главу

— Как убог наш закон перехода количества в качество! — нудным шёпотом вещал Павел. — Здешние философы доказали, что, помимо этого перехода, есть ещё и переходы причины в следствие, части в целое, конечного в бесконечное… И даже случайного в необходимое, который мы называем законом больших чисел. К тому же для каждого перехода есть и обратный переход. Не только качества в количество, но и следствия в причину, целого в часть, явления в сущность, действительности в возможность. Таким образом, мы имеем общий закон диалектических переходов.

Таким же скучным голосом философ рассказал о расширении закона отрицания отрицания. Миогенские философы считали, что отрицание множественно: материя одна, а нематерий много, движение одно, а недвижений — сколько угодно. Поэтому и мир развивается не по спирали, а по очень сложной многомерной фигуре. Более того, в Миогене открыты и другие законы диалектики, не менее фундаментальные, чем перечисленные три.

— Ты до утра собрался рассказывать? — нетерпеливо прервал философа заскучавший Гусаров; Игнат нахмурил брови и недовольно замычал.

— Я ж по делу! — возмутился тот.

— Слышу я, как "по делу". Ты можешь излагать короче и яснее? Говори кратко, но гладко.

Павел вздохнул и продолжил "короче":

— Что такое онтроника, я думаю, объяснять не надо. Она расширяет и усиливает скрытые онтологические свойства обычного мира. Некоторым кажется, что наш мир бинарен, но это не так. Например, число цветов у кварков одного заряда равно трём. Число знаков у массы равно одному, и время имеет одно направление. Другой пример — противоположности в нашем мире, как оказалось, не равнозначны. Одни как бы сильнее, другие слабее. Сильные подчиняют себе слабые. Например, бесконечное сильнее конечного, следствие сильнее причины, содержание — формы, сущность — явления, объект — свойства, целое — части… Таким образом, проявляется категорийная асимметрия нашего мира — одни противоположности сильнее других. Это похоже на зарядовую асимметрию, когда количество вещества преобладает над антивеществом…

Оперативник подполз к Павлу и дал ему лёгкий подзатыльник:

— Ты будешь план излагать, мудрила?

— Я вроде и так излагаю…

— "Вроде", — передразнил Гусаров. — Вроде Оля, да борода как у Коли! Я тебе даю ровно минуту, чтобы изложить план. У нас тут не семинар по философии!

— Я лучше покажу! — встрепенулся философ и подполз к своему лежбищу. — Дело в том, что у меня в рюкзаке…

Он открыл рюкзак, сунул туда руку и застыл, услышав голос Элины:

— Ну, и что там у тебя в рюкзаке? — спросила она, приподнимаясь со своей лежанки и включая понимальник.

Девушка подошла к землянам. Павел попытался завязать рюкзак, но Элина легко подняла его за шкирку, как нашкодившего котёнка, и отшвырнула в сторону шагов на пять. Другой рукой богатырша подхватила рюкзак, перевернула и вытрясла на лапник содержимое. Вслед за банками с тушёнкой, флягой с водой, раздражем и несколькими эргетическими аккумуляторами вывалился аппарат межмировой связи и целая куча изделий из черномата. Не обратив внимания на незнакомый аппарат, девица подняла симметряк, повернулась к Павлу и угрожающе тихим голосом спросила:

— Это ещё зачем?

Философ сильно побледнел и стал отползать. Элина догнала его, снова схватила за шиворот, приподняла и несколько раз встряхнула. Грузный Павел повис в полуметре от пола, неловко скрючив ноги.

— Зачем тебе чёрная материя, хвостатый?

И тут забытый всеми Игнат совершил то, чего от него никто не ожидал. Он резко метнулся к "постели" Павла, выхватил из кучи черноматного барахла связушку и, пока Элина оборачивалась, моментально примотал её руки к туловищу. Освобождённый философ рухнул на четвереньки. Девушка, взвизгнув, ударила дилапера ногой, и он, охнув, отлетел к стене. Но тут отреагировал оперативник. Он, кувыркнувшись, оказался возле Элины и, подхватив её под коленки, резко дёрнул. Девица упала на спину и перестала сопротивляться. Сообразительный Гусаров, перехватив конец связушки, спеленал гвардейке ноги, полностью обездвижив.

Поднявшись, оперативник посмотрел на Игната с уважением.

— Не ожидал от тебя, смельчак! — похвалил он. — Храбрая мышь и коту наваляет, как говорится…