В воздухе резко запахло испаром. Фил, борясь с путавшимся сознанием, велел застегнуть противоиспарники. Машина тоже велела. И пролетавшая мимо миска с макаронами повторила слова Фила. И микроволновка повторила, и овощехранилище.
Путешественники или табличные представления шли, цепляясь друг за друга, уже несколько столетий или секунд. А рядом шли их души и тоже цеплялись друг за друга и за ненависть. Доброта таяла, как мороженое. Моряки и кинозвёзды ели её ложками, сделанными из гнутой печени ягнёнка. Нежность играла на баяне, сделанном из толстой нежности, тавтологический блюз.
— Не смотрите по сторонам, — шептал Фил и свободной рукой закрывал глаза идущему рядом философу. — Не смотрите, свихнётесь. Вперёд идти, только вперёд!..
— Зачем идти вперёд? — сказала добрая бабушка Павла. — Все всегда идут вперёд, и никто не догадается идти назад или вбок.
— Бабушка! — закричал философ, сбрасывая с глаз руку Фила.
— Внучек мой, — тепло ответила старушка. — Вырос-то как, возмужал! Дед тебя и не узнает. Он тут, рядышком, пошёл накосить травы кроликам.
Нелоголаз, выронив направу, изо всех сил вцепился в Павла одной рукой. Тот вырывался и слёзно кричал:
— Отпусти меня, идиот! Они не умерли, ты же видишь, они не умерли. Они тут живут, в Нелоге!
— Тихо, дурак, тихо… — шептал Фил, крепко держа философа. — Молчи и иди! Не смотри на бабушку, не смотри!
— Можно и посмотреть, — возразило облако и рассмеялось. — Вы, люди, всегда на что-то смотрите.
— Действительно, пусть посмотрит, — разрешил Гусаров.
— Пусть, — сжалился Фил.
— Я ничего не говорил, — закричал оперативник. — Это не я сказал.
— Я тоже молчу, — ответил Фил.
— И я молчу, — ответил Фил. — Всё время молчал, даже не полсловечка за цельный день.
— Идём вперёд и не обращаем внимания, — посоветовал Фил.
Теперь уже не нелепы складывались, вычитались и делились, а операции над ними сочетались, умножались и видоизменялись под действием сотен других операций. И операций над операциями. Путешественники шли меж бильярдных столов, на которых толстые почки играли в "подойди и ударь". Над столами висели лампы на шнурах, и горела яркая тьма. Толстый перец вышел из избы, чихнул три раза, перевернулся через левое колено и стал немощью, завёрнутой в железный лист псевдоматрицы. Пятое взаимодействие подружилось с седьмым кварком, и они вместе пошли бить отрицательный объём. А тот позвал на помощь отрицательную массу, но плотность снова стала положительной.
— Когда это всё кончится?! — закричала уставшая молчать Элина.
— Никогда, — сказала левая рука Игната и показала кукиш правой руке.
— Смени юстаккумулятор в нормальнике, идиот! — крикнул дилаперу Павел. — Ты нормальность теряешь!
Сказав это, философ уселся на лавочку и закурил огромную козью ножку. Он смотрел на соседнюю завалинку, где сидела Элина с подружками. Хихикая, они лузгали семечки и задорно поглядывали на жениха. А Павел выглядел молодцом: сатиновая красная рубаха, картуз и новые сапоги. Он давно хотел жениться на Элине, да батя не разрешал, пока уборочная страда в разгаре.
— Держи меня за пояс, — прокричал Фил.
— За пояс нельзя держать, — отреагировал Гусаров, глядя на раненого Шершавого. Он знал его много лет, они вместе грабили морские караваны и замки, похищая шелка, красавиц, золото и деревянные синхрофазотроны со стразами.
— Дорогие товарищи! — сказал диктор. — От имени Партии и правительства позвольте поздравить вас с Днём Святого Патрика! Этот праздник стал славной вехой…
Парикмахер с костылём рассмеялся. А океан заплакал рыбами и морскими животными. Слёзливость стала матерью. Отец неизвестен. Катушка! Катушка! Где твой кабель?!
Вдруг раздался ужасный рёв, переходящий в инфразвук. Вся сумбурная вакханалия вокруг путешественников застыла в оцепенении.
— Ребятки! Это Изобра зовёт! — заорал от радости Фил. — Изобра-матушка! Метров двести осталось. Смотрите, какой испар густой…
Связанный нелоголаз неожиданно разрыдался. Он ревел в голос, и крупные слёзы капали на землю. Алогия была очень высокой, поэтому слёзы превращались в трудных подростков и в звание мастера спорта по борьбе с мадмуазель Крюшо. Но никто не обращал на это внимания, ведь спасение уже рядом. Реальное спасение, а не то, которое повисло на ели и испортило десяток шишек.
Путешественники пошли дальше, борясь и сопротивляясь злу и насилию. Не убий, не укради. Подставь другую щёку, точка, точка, запятая. Квадрат гипотенузы был ими доволен. Чихать он хотел на катеты. Всё равно всему! Из малинового джема можно сделать рыбалку, из оперного театра — тонкий писк слона, из радости — бутылку игристого сундука. Из уголовного кодекса лёгким движением ноги получается рыжий ржаной вопль, из доблестной трусости — печальная влага на головном стекле, из папирос, набитых креветками — тупой желудок, испорченный управлением по работе с персоналом.