Выбрать главу

XIX

Нельзя сказать, что внутренний театр вполне устраивает и удовлетворяет невротика. Замыкаясь на внутреннем театре, невротик все же тяготится им, ибо чувство духовного самосохранения предрекает ему крах подобного существования. Невротизм, да еще клинически проявленный, хотя и способствует душевному компромиссу, однако создает нежелательный внутренний дискомфорт, требующий решения и какого-то исхода.

Невротик, можно сказать, «профессиональный больной», подобно «профессиональному вору» или «профессиональному нищему»; сфера его особой деятельности – лечение своего невротического состояния, он ищет врача, специалиста, психотерапевта. Это, конечно, не значит, что его деятельность ограничивается кругом только этих проблем, ведь невротизм сам по себе много шире своего узко клинического проявления.

Невротик настырно ищет помощи в своем дискомфортном, «болезненном» состоянии, он нуждается в психотерапевте и в том спектакле, который они ставят вместе, – в психотерапии.

У невротика может не быть специфических актерских качеств, но самое главное, без чего не может быть настоящего актера: драматическое ощущение надлома внутреннего существования, несоответствие внутренних устремлений объективным ценностям социальной жизни.

Картина невротизма была бы неполной, если бы не дополнялась своим существенным компонентом, то есть психотерапией. Невротику необходим тот психотерапевтический театр, в котором он смог бы достаточно убедительно разыгрывать свой невротизм.

Основным терапевтическим фактором в психотерапии является по существу театральный феномен, а вовсе не объективная основательность лечебной методики. Без психотерапии невротик оказывается в положении драматурга без театра, причем его пьесу под названием «Невроз» может сыграть не всякий театр, а тот, в котором в соответствующей психотерапевтической постановке получали бы масштабное и развернутое воплощение не разрешенные им эмоциональные проблемы, гнетущие его.

Существует вполне определенное сродство, тяготение клинических форм невротизма к определенным методам психотерапии, и тяготение это настолько очевидно, что можно задаться вопросом: не возникли ли сами эти методы в результате предпочтения, которое оказывали их создатели тем или иным формам невротизма? Не решало ли здесь дело то, какая форма невротизма представлялась психотерапевту основополагающей?

Во всяком случае, очевидно и достоверно одно: такой невроз, как истерия, всегда тяготеет к психотерапии в виде внушения и гипноза; неврастения – к рациональной психотерапии, убеждению, разъяснению, выявлению ошибочных позиций неврастеника; невроз навязчивых состояний – к психоанализу, то есть анализу глубоких неосознаваемых эмоциональных проблем, создающих запутанную мотивацию поведения невротика. Невротик испытывает определенную потребность в том или ином психотерапевтическом методе в зависимости от своеобразия его невротических проблем. Однако, соответствие психотерапии тому или иному виду невротизма есть, по сути дела, не что иное, как клинико-театральное проявление невротизма. Психотерапия – это своеобразный театр невротика, в котором он ищет возможности сценического раскрытия своего внутреннего душевного состояния. Именно этот театральный феномен способствует некой относительной стабилизации душевного состояния невротика, но любой психотерапевт, уповающий на свой излюбленный, «научно обоснованный» психотерапевтический метод, думает о чем угодно, только не о спектакле, который он нечаянно разыгрывает вместе с невротиком и который только и держит невротика («больного») подле него. Врач и не догадывается о своей истинной функции, он искренне лечит этого «больного», для которого все дело сводится по сути к постановке спектакля под условным названием «Лечение моего невроза».

Для этой цели невротику часто мало просто врача, ему необходим «профессор», «знаменитость», ибо «состояние» невротика – «особое», «загадочное», «нераспознанное» и т. д. «Профессор» нужен невротику для «лечения» так же, как генерал для свадьбы. Какая свадьба без генерала! Какое лечение без профессора! И в этом спектакле смешон не столько сам невротик со своими претензиями и загадками, сколько действительно и всерьез консультирующий его специалист, не подозревающий о своей подлинной миссии в этом деле. (Вот почему иногда шарлатан «профессорского» вида оказывает на невротика куда более мощное терапевтическое воздействие, чем многознающий ученый – жертва объективного познания; так же воздействуют на невротика различные экзотические личности с их эквилибристическим миропредставлением и различными жонглерскими способами лечения.)

Итак, картина невротизма, как я уже сказал, была бы неполной, если бы не дополнялась соответствующей ему психотерапией.

Здесь дело даже не столько в анализе душевного состояния пациента, сколько в невольной режиссуре невротического спектакля, если психотерапевт – мужчина, и в невольном созерцательном соучастии в невротическом представлении, если психотерапевт – женщина.

Врач-психотерапевт в зависимости от своего пола проясняет и усиливает во внутреннем театре невротика либо сторону режиссера (рассудка), либо сторону публики (совести).

Разные виды психотерапии – это лишь разные названия своеобразных спектаклей, которые ставятся во внутреннем театре невротика: гипносуггестивная психотерапия разыгрывается в театре истерика, рациональная психотерапия – в театре неврастеника, психоанализ – в театре обсессивного невротика.

Известная сродственность методов психотерапии и клинических форм невротизма дает повод для размышления.

Рациональная психотерапия (начнем с нее), вероятно, придумана неврастениками. Чрезмерные социальные притязания, которые возникают у них на почве недоверия к социальной реальности и которыми они буквально «зашпоривают» себя, требуют рациональной компенсации, рассудочного поиска объективной причины их душевного состояния, беспрестанной рационализации мотивов их поведения, и типичный неврастеник обычно ждет от своего врача поддержки этой взращенной в себе тенденции. Рациональная психотерапия есть, таким образом, своеобразный резонатор неврастении, в котором неврастенические тенденции невротика становятся более рельефными и очерченными. Неврастеник в своей жизни более всего опирается на убедительность, доказательность, рациональную обоснованность тех идей, которыми, как ему кажется, он руководствуется в своем поведении, и потому наиболее эффективным для себя он сочтет лечение у того психотерапевта, который так же, как и он, придает значение исключительно разумным толкованиям возникших жизненных проблем. Таким образом, и врач, и его пациент находятся в одинаковой убежденности в том, что все эмоциональные проблемы личности разрешаемы исключительно в плоскости рассудочно рационального подхода к этим проблемам. Неврастеник особенно склонен доверять такому психотерапевту еще и потому, что тот является для него представителем объективного знания, а объективности знания неврастеник доверяет более всего.

Несоответствие внутреннего самоощущения внешнему самовыражению создает у неврастеника (как у всякого невротика) предпосылку к социальной адаптации через маску, что, в свою очередь, раскрывает его внутренний театр. И в этом театре врач, осуществляющий рациональную психотерапию, невольно и неосознаваемо выступает по отношению к невротику в качестве режиссера, который организует его жизненное поведение, побуждает к поиску своего благопристойного лица (на самом деле, социальной маски). При этом рациональная психотерапия направлена на то, чтобы сделать из неврастеника – социального актера по существу – режиссера, и все зависит от того, как долго этот актер будет играть роль «режиссера». (Весьма возможно, что роль эта кончится, как только невротик расстанется со своим психотерапевтом.)