— Не утруждайтесь, Ваше высокопреосвященство, — сказал Бониард. — Мы все слышали, — епископ и воровка уставились на них. — Когда Игрейн увидела, как тебя уводят, мы сымпровизировали. Чашка к окну епископа. Кстати, спасибо, что задернули шторы. Иначе вы нас сразу заметили бы.
Сикар хмурился, его челюсть двигалась, он вспоминал, не сказал ли в пылу чего-то, что могло ему навредить.
Виддершинс была рада помочь.
— То есть, — сказала она, — они слышали, как вы признались в атаках! До того, как люди начали умирать!
— Но это не оправдывает твое нападение на меня, — возразил он, хоть и побледнел. — Майор, я выношу обвинения от лица всей церкви.
— У вас есть это право, — сказал он. — Но при этом нам с Игрейн придется отметить, что мы слышали, и, конечно, если мы будем говорить об этом в суде, нам придется сообщить церкви.
— Почему вы помогаете этой девушке? — осведомился Сикар. — Она — убийца!
— Вообще-то, — сказал Бониард, — нет.
— Что?
— Она помогала нам остановить существо, орудующее на улицах.
— Существо? Вы ведь не…
— Да, Ваше высокопреосвященство, я так думаю. Я видел его работу, включая раны Виддершинс после попытки существа убить ее.
— Она могла подделать…
— Не могла.
Сикар отклонился, и только удача спасла его, стул оказался близко.
— Но… Уильям де Лорен? Она…
— Некоторые события я сам видел, Ваше высокопреосвященство. Она делала все, что могла, чтобы спасти архиепископа. И при этом она потеряла свою близкую подругу.
Виддершинс отвернулась. Воспоминания о Женевьеве и тревога за Робин душили ее.
— Но я был уверен, — ладони Сикара дрожали, словно от слабости. — Так уверен. Это не может быть из-за нас, точно…
— Что именно вы сделали, Ваше высокопреосвященство? — спросил мягко Джулиен. Но мужчина резко постарел и не мог ответить. Монах опустился рядом с епископом и сжал его дрожащую ладонь.
— Почему, — пробормотала Виддершинс, — во всем всегда винят меня?
Она не хотела, чтобы ее услышали, но кое-кто уловил.
— Потому что ты скрытная, — сказала Игрейн. — И порывистая. И ты оказываешься в центре беды чаще, чем стоило бы. И некоторые из нас могут ощущать нечто ненормальное в тебе. Но важнее всего то, что ты раздражаешь людей.
Виддершинс лишь высунула язык.
— Игрейн? — спросила она через миг шепотом, чтобы больше никто не услышал. — Услышанного вами хватит, чтобы обвинить их? Он ведь только затронул…
— Мы ничего не слышали, Виддершинс, — тихо ответила она. — Чашка к стеклу? С трудом различали каждое пятое слово.
Ольгун будто охнул, Виддершинс смотрела на нее с ужасом.
— То есть…?
— Мы прибежали на шум и надеялись, что ты выведала у него что-нибудь полезное.
Виддершинс не знала, хотела она плакать или ударить кого-то, ей нужно было что-то выбрать. Но тут Сикар кашлянул и расправил плечи.
— Хорошо, майор, — сказал епископ. — Не знаю, что случилось, или когда все пошло не по плану, но я не хотел никому страданий. Я все расскажу вам.
— Да? Отлично! — все вздрогнули с ужасом, дверь кабинета медленно открылась, и двойной жуткий голос раздался снова. — Я люблю хорошие истории!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
— Где она?
Робин смотрела, сидя в удобном мягком кресле в центре комнаты, как расхаживал ее похититель, словно он был в клетке. Ее тюрьма не была пустой. Помимо кресла, тут был стол с соками, сыром и выпечкой, а еще горшок, если природа потребует свое. Единственным признаком ее плена были оковы на ее запястье, соединенные с цепью. Цепь соединялась с ножкой стола, давая Робин определенную свободу, хоть она не могла добраться до стен большой и в остальном пустой комнаты. Кладовая или амбар, без сомнений.
Эврард расхаживал под рядом окон. Второй стол с графином вина и парочкой заряженных пистолей стоял неподалеку.
— Можно было оставить записку, — сказала Робин, поднося кубок с соком к губам. Кубок был из тонкого дерева, его явно выбрали из-за того, что такую вещь не сделать оружием.
Эврард замер и хмуро посмотрел на нее.
— Нет, — продолжила Робин, — если вы хотели, чтобы она нашла вас, то можно было просто…
— Она найдет меня, — рявкнул он. — У моей семьи лишь несколько поместий в Давиллоне.
— Как башня? — невинно спросила Робин.
— Ты нарываешься!
Может, так, а, может, ей стоило молчать. Робин не была бойцом, как Виддершинс, не была такой смелой, такой…
Но она не была глупой, как и не была инструментом, который можно было использовать и бросить!