Ренард вряд ли должен был услышать это, Робин могла даже не понять, что говорила вслух. Он нахмурился, огляделся, проверяя, что другие искатели не слышат, и склонился, словно осматривал запястье девушки.
— Все, что я сказал этому щеголю, было правдой, Робин. Виддершинс не пришла сама только потому…
— Знаю, — Робин смогла слабо улыбнуться, услышав, как Ренард назвал Эврарда, когда сам одевался так, словно ухаживал за дочерью радуги, но ее поведение и подавленный вид почти не изменились. — Я знаю, почему она не могла быть здесь.
Она не добавила «Но все же…», но Ренард это услышал.
И с приливом вдохновения он понял.
— Ты ее любишь.
Лицо Робин стало каменным, нет, ледяным. На щеках появились два красных пятна.
— Молчи! Закрой рот!
Ренард оглянулся, махнул растерянным искателям оставаться на местах, он мог справиться тут сам.
— Ты не знаешь, о чем говоришь! Ты ничего не знаешь! — она понизила голос, но заменила громкость пылом. — Не смей больше так говорить, понял! Я? Виддершинс?! Это не… Мы не можем даже… она не…
Ренард не был близок с Робин. Она была для него лишь подругой Виддершинс, помогающей управлять «Дерзкой ведьмой». И все же он сжал ее плечи.
На миг Робин напряглась, словно хотела убежать или ударить его, а потом лед треснул. Она обняла его, слезы, что она сдерживала, промочили его одежду.
— Нельзя ей говорить! — всхлипывала Робин. — Прошу, Ренард, не надо!
— Тише, я ничего не скажу. Обещаю.
Он повернул голову до боли в шее, пытаясь встретить взгляд товарищей, не прерывая объятия. Он убедился, что завладел их вниманием, кивнул на кресло, где она сидела с цепью, и осторожно и тихо сказал:
— Это слишком.
Он обрадовался, когда искатели кивнули и отвели взгляды, пока девушка приходила в себя.
«Пусть верят лжи. Так лучше для всех».
— Идем, Робин, — мягко сказал он, когда ее дрожь стала утихать. — Тебе нужно домой, — он воспринял ее шмыганье как согласие и стал медленно выбираться из ее хватки.
— Ренард?
— Да, милая?
Она икнула.
— Откуда ты узнал? — прошептал она. — О моих чувствах к…?
Он не видел повода отвечать честно. Честность, насколько знал Ренард, редко поощрялась. Но почему-то врать или не отвечать казалось неправильным.
Печально улыбаясь, он убрал слезы с ее лица костяшками пальцев в перчатке.
— Легко заметить похожего на себя, дитя.
Глаза Робин расширились, а потом и ее улыбка.
— Я сохраню твой секрет, — пообещала она.
— Я знаю, Робин.
Придерживая девушку за плечо, вор повел ее из склада в сторону дома.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Силуэт — это явно был силуэт, а не человек или существо — появился сверху в дверном проеме, показался медленно, словно вытягивался из потолка. Ужасно тощие конечности, невозможно длинные пальцы, дергающаяся плоть вокруг рта, и, конечно, эта шляпа и плащ, эти складки, что не открывали движения под ними и не слушались притяжения. Ируок спустился в коридор, вошел в комнату епископа одним беспечным шагом, и никто не помешал ему.
Почти.
Будь она спокойнее, не такой разъяренной и испуганной, Виддершинс заметила бы, что Ируок двигался не так, как при первой встрече. Его шаги были менее уверенными, руки и плечи содрогались. Он сжимал челюсти, щурился, словно смотрел на солнце. Виддершинс могла заметить это и задуматься.
Но нет. Она ничего не заметила, кроме самого Ируока. Она увидела существо, была уверена, что на его руках и губах остались пятна крови. Она слышала смех призрачного хора, но в голове раздавались крики ужаса убитых детей.
Весь гнев и вина, которые она ощущала после обнаружения тел наверху в поместье Ламарр, и ярость Ольгуна из-за неправильного присутствия этого фейри в городе смертных, сошлись и стали искрой, вспыхнули.
Никакого общения, даже на уровне эмоций, как делали несколько лет воровка и божество. Сегодня они действовали как единое целое.
Ируок только начал делать второй шаг в комнате, а Виддершинс появилась над плечами остальных. Прыжок был невозможен без разгона, но она пролетела над их головами. Она сжалась в комок, падая, чуть не задела потолок и мраморный стол. Стекло хрустнуло под ее ногой и коленом, она пригнулась, но осколки не пронзили одежду и кожу. Она смотрела вперед, на Ируока, а руки двигались по сторонам, одна забрала пистоль у стража церкви, а другая вытащила рапиру из ножен констебля Сореля.
Другие в комнате еще охать не перестали от потрясения, когда пистоль оглушительно выстрелил, и даже Ируок не был достаточно быстрым, чтобы избежать выстрела.
Пуля пробила грязный плащ существа, плоть и кость плеча и упала на ковер в коридоре с тихим стуком. Облако пыли цвета корицы вылетело из раны и осыпалось на пол снежинками, которые напоминали кровь, что высохла и стала порошком. Пуля была новой, когда вылетала, но теперь ее покрывала ржавчина, которой могли быть годы.
Призрачные дети выли от боли, лицо Ируока было маской потрясения. Его челюсть и щеки дергались, мышцы — или что у него там было — двигались под кожей.
— Ай! — он выглядел так, словно его чувства задеты, как и плоть. — Это было…
Виддершинс ударила, и осколок стекла от графина пролетел по комнате удивительно метко, направляясь к горлу Ируока. Он поднял руку и разбил снаряд, несколько полосок кожи и плаща свисали от запястья до локтя.
— Это… — начал он.
Виддершинс бросила пистоль в его голову сразу следом за стеклом, и существо пошатнулось.
— Это…
Виддершинс бросилась с пронзительным криком, пронзила существо рапирой Паскаля, пригвоздив его к двери.
— Хватит! — визжало оно. Его дыхание было зловонным, кровавым, как у вампира. Это рассеивало запах мяты, что окружал его, и Виддершинс закашлялась.
Но не отступила. Она повернула рапиру, расширяя рану. Больше сухой крови — или что там за пыль была в венах Ируока — сыпалось на его и ее сапоги.
— Ты можешь просто умереть?! — она слышала жуткую истерику в своем голосе, и часть ее была рада этому.
— Хмм… — Ируок отклонил голову и постучал жутким пальцем по подбородку. — Нет!
Восемь пальцев сжались, обвили запястье Виддершинс в два или три слоя. Она ощущала, как его кожа обжигает ее, портит ткань и плоть, и она не смогла подавить дрожь.
Ируок медленно выпрямил руки, отталкивая ее. Рапира выскользнула из его тела, чистая сталь была теперь ржавой.
Она ранила его, она знала это! Она видела боль в его сжатой челюсти, как он скривился, когда меч выпал. Но агония пропадала. Ручеек пыли высыпался из груди, рана закрылась…
Край кожи на ране стал мелкими пальцами, которые сплетались между собой, цеплялись, закрывая рану. И дыры в плече уже не было.
Она ранила его. Но этого было мало.
— Хорошо танцуешь, — сказал ей Ируок с маниакальной улыбкой. — Но теперь мой черед.
Пальцы Ируока сжались — не плечи или руки, а только пальцы — и Виддершинс полетела по комнате, врезалась в констебля Сореля и брата Ферранда. Они отлетели в стол с болью и стуком, став кучей конечностей, ткани и ушибленной плоти. Кровь запачкала ковер вокруг запястий Виддершинс, где существо прикосновением убрало слои кожи с ее плоти, но она едва замечала боль. В ушах звенели звуки схватки, кто-то выстрелил, мечи покидали ножны, остальные в комнате надвигались на монстра. Но ей казалось, что они двигаются ужасно медленно.