К счастью, не она одна среди леди решила отказаться от жуткого наряда. И хоть она была вне моды, она не сильно выделялась. При этом ей было удобнее, она была подвижнее многих женщин в доме Ламарр.
Двигаясь по комнате (точнее, толкаясь локтями в толпе в комнате, стараясь оставаться вежливой), она с достоинством попробовала кусочек этого, глоток того, понюхала другое, ослепительно улыбалась и с уважением кивала всем, кто ее знал. Ее тело выполняло движения бала, пока она прислушивалась с помощью магии Ольгуна, чтобы уловить нужные слова.
К сожалению, хоть она послушала много разговоров о бедах в Давиллоне, она толком ничего не узнала. Безумного убийцу звали и демоном из Ада, и ведьмой, готовящей жуткий ритуал, его связывали со стратегией городских властей забрать больше власти у граждан и передать ее страже, упоминали призраков бедняков, умерших от финансовых сложностей Давиллона. (Конечно, некоторые опровергали слухи, будто нападений и убийств не было, но их исключали из беседы те, кто знал лучше, или так считал.)
Она узнала, что патрулей стало больше, и все дома аристократов наняли себе дополнительных солдат, и что — из-за сверхъестественной природы нападающего — на религиозные службы за последнюю неделю стало ходить больше людей, гнев жителей на церковь за ее отношение к городу медленно сменялся стремлением к защите от чудищ ночи.
Но факты, вероятные теории или планы города в такой ситуации… этого на вечере было столько же, сколько искренних улыбок.
— Мадемуазель Валуа! Какая приятная встреча!
— Ох, потроха. Ольгун, тебе нужно научиться делать меня или других людей невидимыми, — а громче и бодрее она сказала. — Барон д'Орейль! Очень рада! — и снова тихим тоном, который никто не уловил бы. — До тошноты.
Она ощущала кожей головы смех Ольгуна.
Шарль Думерж, барон д'Орейль — или барон Хорек для Мадэлин — пробился через толпу, чтобы поклониться ей и поцеловать ее ладонь тонкими сухими губами. Мадэлин не могла сбежать без помощи Ольгуна (стоит отметить, что на эту помощь она серьезно рассчитывала, хоть нужно было сохранять скрытность), так что выдавила улыбку и позволила руке страдать, чтобы защитить всю себя.
Костлявый Думерж неловко выпрямился, Мадэлин искала взглядом нити, что направляли его. Юноша с серым лицом и соломенными волосами, Думерж попытался выделиться белыми туникой и штанами, жилет сиял золотистым кружевом, дополнял картину пояс цвета вина. Последний был близок к королевскому лиловому, и это граничило с наглостью.
Ничто не сияло золотом. Он все еще напоминал не впечатляющего грызуна. Но у него были властные друзья, он сам проводил замысловатые вечера, и Виддершинс много раз успешно воровала у него, так что могла потерпеть и сыграть вежливость.
Барон встал, и Мадэлин подавила желание вытереть руку.
— Что думаете о вечере маркизы? — спросила она, чтобы Думерж не начал беседу сам.
— Э, — хорек тряхнул пальцами, словно избавлялся от паутины. — Приемлемо для ее уровня, но она пытается подняться. Вряд ли она обманет кого-то, делая вид, что она богаче. Меня она точно не обманет. Не стоит говорить о таком.
— Что ж, — выдохнула Мадэлин, ловя каждое слово Думержа (и пытаясь не кривиться, когда ее выдох привлек его внимание к ее шее), — я и не собиралась с вами спорить, дорогой барон, — «по большей мере», но это она добавила мысленно. Ей хотелось сложить его пополам, чтобы его ноздри коснулись пяток.
Она пыталась придумать, как вежливо закончить разговор — это было сложно, ведь они не были друзьями, как и близкими знакомыми — но Думерж был общительным. (Он посчитал, что Мадэлин готова его выслушивать.) Он вдохнула, чтобы заговорить, а барон повернулся, чтобы она могла обвить его руку своей.
— Идемте, милая. Я могу с уверенностью сказать, с кем стоит видеться, а с кем — нет. Может, я познакомлю вас с кем-то новым?
Когда девушка, живущая с тремя именами, полагающаяся только на воровство, ответила:
— Я буду рада, — это было, пожалуй, смой большой ее ложью. Она напряженно улыбнулась барону, чтобы не скрипнуть зубами, и позволила ему потащить себя сквозь толпу аристократии.
Он ужасно долго болтал о лордах и баронессах, о маркизах и дамах. Все: от богатства до рода, размера поместья или долга, не сочетающихся цветов одежды или плохих париков… Если об этом можно было сказать с презрением, Думерж сразу отмечал это.