Они ударились о землю, прокатились, кора и кожа цеплялись к пальцам Ируока. Виддершинс с болью вдохнула, и только вдох помешал ей кричать от боли в запястье и горле. Она оказалась на коленях, кашляя. Ладонь сжала ее плечо, она чуть не ударила, но узнала Сикара, он дал ей сделать глоток из фляги.
Она потянулась к фляге, хрипя… а потом лицо епископа побелело, губа задрожала. И она ощутила…
Страх захлестнул ее, но она держалась только из-за памяти о жизни, что он спас…
Боль, ревущая боль. Плоть рвалась, ломались кости, взрывалось сердце…
Радость, что он преодолел сомнения. Что она узнала до конца.
«Виддершинс… Адрианна… Я люблю тебя…».
Вспышка магии, Ольгун отдал почти все, чтобы оборвать связь, пока не поздно.
И Джулиен Бониард пропал.
Никаких криков. Никаких слез. Виддершинс встала, все в ней онемело. Ируок стоял в паре ярдов от нее, рапира Джулиена торчала из его груди, он даже не замечал этого. Изломанное тело Джулиена висело в его кулаках.
Ируок беспечно отбросил труп. Тот влажно отскочил от ствола дерева и ударился о землю. Эврард и Ренард стояли близко, их рапиры дрожали от усталости.
— Сейчас, — сказал Ируок, сжимая рукоять рапиры двумя пальцами, медленно вытаскивая ее из тела, — может, мы сможем…
Виддершинс оттолкнула Сикара, не слушая его испуганный вопль. Руки ее были без оружия, но один кулак сжимал что-то, сверкающее на солнце, и она пошла вперед к существу, которое ненавидела больше всего в мире. Она не атаковала, не была вооружена, и Ируок дал ей подойти.
— Что-то случилось? — бодро спросил он, вытащив меч из тела с влажным хлопком.
— Да.
«Ольгун, продержись еще немного…».
— Исцели это!
Виддершинс бросилась, раскрыла пальцы, показывая амулет Вечного ока, что она стянула с шеи епископа, толкая его. Она вонзила его в медленно закрывающуюся рану, оставленную клинком Джулиена.
Крик Ируока разнесся над кладбищем, двойной голос стал выше на десяток октав. Он рухнул на колени, стал терзать плоть груди, отбрасывая рассеивающиеся дымящиеся куски мышц и костей, пытаясь выкопать священный символ из тела. Виддершинс спокойно смотрела на его усилия, отмахнулась, когда остальные подошли с оружием.
Наконец, серебро в пятнах вылетело, и Ируок выдохнул с облегчением, не замечая зияющую дыру в груди.
Дыру, куда Виддершинс сунула руку, ладонь покалывало от последних капель силы Ольгуна. Она сжала сморщенное, не бьющееся сердце Ируока.
Он посмотрел на руку, торчащую в его груди, а потом на лицо девушки, убившей его.
— Ну… проклятье.
Виддершинс дернула. Голоса детей завыли вдали и пропали. Тело Ируока упало к ее ногам, взорвалось пылью, разлетевшейся по ветру. В кулаке она сжимала комок белой слизи с личинками.
Оно пахло мятой.
— Все кончено, Шинс, — выдохнул Ренард за ней. — Ты это сделала.
— Да, — ее голос был хриплым, мрачным, слова ранили горло. — Все кончено, да?
Она пошатнулась, упала на колени рядом с телом Джулиена и просила — молила — слезы пролиться.
Но сил не было даже на скорбь.
Эпилог
Моя дорогая Робин,
Я пишу тебе это, потому что, если честно, у меня не хватит сил — и смелости — смотреть тебе в лицо, говоря это. Я знаю, как ты себя чувствуешь. Прости.
Я покидаю Давиллон. Я не хочу, чтобы ты думала, что я бросаю тебя (или Ренарда, или кого-то еще). Но другого выбора нет. Все, кого я люблю, тут, но этот город ядовит для меня. Сначала Женевьева и Александр, теперь Джулиен… Мне нужно уйти от призраков, Робин. Мне нужно время и спокойствие, тут я их не найду.
Ты не останешься одна, и «Дерзкая ведьма» не будет страдать. Я вернула рубин, который Ренард забрал из рапиры Эврарда…
Ренард охнул, потянулся к мешочку на поясе, но не дал пальцам даже развязать его. Если она сказала, что забрала его, то сделала это, даже если это казалось невозможным. Он невольно улыбнулся, хоть губы дрожали. Он вернулся к записке.
из рапиры Эврарда, и спрятала его под половицами под кроватью в моей комнате. Там мешок монет и других ценных вещей с других работ. Попроси Ренарда продать их для тебя. Он поворчит, но продаст их неплохо. Этого должно тебе хватить, и таверна проработает еще год или больше.
Надеюсь, что в «Ведьме» у тебя получится устроить бизнес, чтобы продержаться дальше. Епископ Сикар клянется, что не вернется в Давиллон, пока не убедится, что кардиналы запретили церкви притеснять город, а Игрейн говорит, что у него есть шансы. Если он сможет, то все наладится (насколько это возможно). Если нет — если ты проснешься и увидишь нового епископа — значит, все прошло плохо. Но мы постараемся выжить, да?