Оба мы оказались словно созданы для родительства. Мы легко укладывались в его ритмы, наслаждались его простыми радостями, а неприятности встречали с улыбкой, зная, что скоро они уйдут в прошлое и превратятся в забавные воспоминания. У нас было все, что только можно пожелать. Обожаемый сын. Невыносимый, но такой любимый пес. Домик у моря. И конечно, любовь. А в ноябре редактор нашей газеты дал мне колонку — возможность три раза в неделю писать обо всем, что меня интересует. Словом, жизнь наша была прекрасна, и, когда Патрику исполнилось девять месяцев, Дженни заговорила о втором ребенке.
— Ну, не знаю, не знаю… — неуверенно откликнулся я. Оба мы хотели еще одного ребенка, но о сроках пока не задумывались. — Может быть, ты просто перестанешь пить таблетки — и посмотрим, что получится?
— Ага! — усмехнулась Дженни. — Старая добрая школа планирования семьи: «Что будет, то и будет».
Так мы и сделали. Если Дженни забеременеет в следующем году, решили мы — это будет вполне нормально.
— Полгода на то, чтобы забеременеть, девять месяцев на вынашивание — значит, между родами пройдет два года, — подсчитала Дженни.
И я согласился, что это вполне нормально. Два года — долгий срок. Почти вечность.
На следующей неделе у Дженни не пришли месячные.
Глава седьмая
Крик в ночи
Вместе со следующей беременностью к Дженни вернулись ночные приступы голода.
— Нет ли у нас «сникерса»? — поинтересовалась она как-то после полуночи.
Похоже, мне предстоял очередной визит в ночной универмаг. Я подозвал свистом Марли, нацепил на него поводок и вышел из дома. За углом на стоянке нам встретилась хорошенькая блондинка с ярко-сиреневой помадой на губах и на таких шпильках, каких я еще никогда не видывал.
— Ах, какой миленький! — проворковала она. — Привет, пушистик! Как тебя зовут?
Марли был счастлив новому знакомству; мне пришлось изо всех сил натянуть поводок, чтобы он не выпачкал своими лапищами ее белый топик и пурпурную мини-юбку.
Пока мы болтали, я спрашивал себя, что эта милая девушка делает одна на Дикси-хайвей в такой час. Непохоже было, что у нее здесь машина; и в то, что она идет в магазин или из магазина, тоже верилось с трудом. В этот миг к нам подъехала машина. Окно ее приоткрылось, оттуда высунулся пожилой толстяк.
— Это ты Хезер? — спросил он.
Девушка смущенно улыбнулась мне, словно говоря: «Вот на что приходится идти, чтобы платить за квартиру».
— Мне пора, — проговорила она, садясь в машину. — Пока!
— Смотри не влюбись, Марли, — со вздохом сказал я, глядя им вслед. — Тебе такое удовольствие не по карману.
Не мне одному приходилось наблюдать, как женщины торгуют своим телом на Дикси-хайвей. По жалобам местных жителей полиция начала облавы: женщины-полицейские, замаскированные под проституток, останавливались на углах и ждали, пока потенциальный клиент попадется на приманку.
Одних проституток и их клиентов мы могли бы стерпеть, но на этом местный криминал не исчерпывался. С каждым днем в нашем районе становилось все опаснее. Патрику не было еще и года, когда в нашем квартале произошло убийство. Жертвой стала одинокая пожилая женщина. Она жила в первом доме по Черчилль-роуд, напротив круглосуточной прачечной; я знал ее в лицо и, встречая на улице, с ней здоровался. Убил ее грабитель, забравшийся в дом ради денег. Полиция быстро его вычислила — он околачивался в зале игровых автоматов. В его карманах нашли шестнадцать долларов с какой-то мелочью. Цена человеческой жизни.
В такие минуты мы особенно радовались тому, что в нашей жизни есть Марли. У нас был ребенок и вскоре ожидался еще один. Мы не могли больше наплевательски относиться к собственной безопасности. Мы с Дженни часто размышляли о том, как поведет себя Марли, если кто-то попытается напасть на нас или на малыша. Я склонялся к мысли, что наш пес — пацифист и самое страшное, что он сможет сделать с врагом — зализать до смерти. Дженни в него верила и не сомневалась, что в трудную минуту преданность нам позовет его в бой. Но однажды ночью Марли разрешил наши споры раз и навсегда.