У меня ныло сердце. Я не предатель, и Дженни тоже не предательница. Мы не из тех, кто спихивает свои проблемы в раздел платных объявлений. Да, с Марли много хлопот, но ведь он старается быть хорошим псом! И как бы там ни было, он наш пес. Член нашей семьи. Нашу привязанность он возвращает нам стократно. Такая преданность не продается.
Нет, я не мог его бросить.
Продолжая неохотно расспрашивать потенциальных собаковладельцев, я принялся серьезно работать с Марли. Личная «невыполнимая миссия»: реабилитировать нашего пса, доказать Дженни, что он небезнадежен. Наплевав на сон, я вставал на рассвете, сажал в коляску Патрика и вместе с ним выводил Марли на набережную — на тренировку. «Сидеть!» «Стоять!» «Лежать!» Каждое упражнение мы повторяли снова и снова.
К тому времени, когда я снова записал Марли в школу дрессировки, это был уже не тот малолетний правонарушитель, что появлялся там в прошлый раз. Да, он по-прежнему отличался дикостью и буйством, но теперь ясно понимал, что я — хозяин, а он — подчиненный. Он больше не прыгал на других собак, не скакал, как безумный, по лужайке, не кидался обнюхивать чужие ширинки. Все восемь занятий (по одному в неделю) он прошел охотно и с удовольствием, не доставляя мне хлопот, — и усвоил всю программу. В конце последнего занятия инструктор — милая, спокойная женщина, полная противоположность нашей прошлой Строгой Госпоже, — подозвала нас и вручила диплом. Марли прошел базовый курс дрессировки; по своим успехам он стал седьмым в классе. И что за беда, если седьмое место оказалось предпоследним? Я не мечтал о золотой медали. Марли — мой неисправимый пес — все-таки прошел курс. Я едва не заплакал от радости; даже наверняка заплакал бы, но именно в этот момент Марли подпрыгнул, вырвал у меня свой диплом и немедленно его сожрал.
По дороге домой я распевал во весь голос: «Мы чемпионы!»
Однажды утром, вскоре после этого, я вновь проснулся рядом со своей женой. Дженни — прежняя Дженни — ко мне вернулась. Мрачное облако уныния и раздражения, окутывавшее ее в последние недели, испарилось без следа. Послеродовая депрессия растаяла, как сон. Казалось, рассеялись злые чары, и мою жену покинули мучившие ее демоны. Снова сильная, снова бодрая и энергичная, теперь она не просто легко справлялась с двумя маленькими детьми — она наслаждалась своим материнством. Вернул себе ее расположение и Марли. Часто, держа на обеих руках по малышу, она наклонялась, чтобы поцеловать пса в лохматую макушку. Она играла с ним в «принеси палку» и угощала остатками гамбургеров. Порой, когда мы слушали какую-нибудь хорошую песню, она вскакивала, брала Марли за лапы и пускалась с ним в пляс по комнате. А иногда по вечерам, когда он привольно раскидывался на полу, ложилась рядом и зарывалась лицом в его густую шерсть. Моя жена вернулась ко мне.
Глава девятая
Марли-кинозвезда
В жизни порой случается такое, чего никакому лгуну не выдумать, поэтому, когда Дженни позвонила мне на работу и сказала, что киностудия приглашает Марли на кастинг, я сразу поверил.
— Для кино? — переспросил я.
— Ну да, дурачок, для кино, — ответила она. — Для полнометражного фильма!
Я попытался вообразить себе нашего пожирателя гладильных досок в роли героического пса, вытаскивающего детей из горящего дома. И не смог.
— Нашего Марли? — переспросил я еще раз.
Да, все оказалось верно. Неделю назад начальница Дженни в «Палм-Бич пост» попросила ее оказать услугу одной ее подруге. Эта подруга, фотограф Колин Мак-Гарр, работала сейчас на нью-йоркскую киностудию под названием «Шутинг гэллери», на съемках художественного фильма. Основные съемки разворачивались в городке Лейк-Уорт к югу от нас. От Колин требовалось найти «типичный южнофлоридский дом» и перефотографировать его сверху донизу — книжные полки, холодильник, шкафы и так далее, — чтобы помочь декораторам сделать фильм реалистичным.
— В съемочной группе одни геи, — объяснила Дженни ее начальница. — Они плохо представляют, как живут в этих местах семьи с детьми.
— Звучит как какое-то антропологическое исследование, — заметила Дженни.
— Так оно и есть.
— Ладно, — согласилась Дженни. — Надеюсь, мне не придется ради этого устраивать уборку.
Приехала Колин и начала снимать — не только наши пожитки, но и нас самих. Как мы одеты, как причесаны, как сидим на диване. Снимала наших мальчишек в кроватках. Словом, снимала типичную семью и их типичного кастрированного пса. По крайней мере, если удавалось поймать его в кадр.