В тот же вечер я рассказал о вакансии Дженни, в полной уверенности, что она назовет меня сумасшедшим. Однако, к большому моему удивлению, она уговорила меня послать резюме. Мысль оставить влажную жару, духоту, толчею и опасности Южной Флориды и зажить простой деревенской жизнью показалась ей привлекательной. Она скучала по холмам, полям и лесам, по настоящей зиме. Ей хотелось, чтобы наши дети (и, как это ни смешно, наш пес) познали радости снега и мороза.
— Бедный Марли, он ведь никогда не играл в снежки! — проговорила она, гладя босой ногой его густую шерсть.
— Прекрасная причина сменить работу, — заметил я.
— Тебе ведь любопытно, правда? Ну так удовлетвори свое любопытство. А если тебе предложат это место — ничто не мешает отказаться.
Приходилось признать: я разделяю ее желание вернуться на север. Хотя двенадцать лет в Южной Флориде мы прожили счастливо, порой мне хотелось сбежать в свой личный рай — не крохотный садик, а солидный участок земли, где можно будет разбить огород, разводить костер, гулять вместе с Марли по окрестным лесам.
И я послал резюме — просто для проформы. Две недели спустя зазвонил телефон: со мной хотела поговорить Мария Родейл, внучка Дж. А. Родейла. Я был так потрясен тем, что ко мне обращается владелица компании, что попросил ее повторить свою фамилию. Да, сказала Мария, им очень нужен профессиональный журналист, который сможет вернуть журналу его былую славу. В журнале должны появиться увлекательные проблемные статьи об окружающей среде, генетической инженерии, развитии органического движения; он должен стать более профессиональным и интересным.
Я прибыл на собеседование, настроившись сыграть роль «крепкого орешка»: однако стоило мне выехать из аэропорта и свернуть на деревенскую двухрядную дорогу — и я пропал. С каждым поворотом передо мной открывались новые виды: старинная каменная ферма, крытый мост, холмы, по склонам которых вьются седые нити ручьев… И простор — бескрайний простор до самого горизонта.
Два месяца спустя рабочие погрузили все наши пожитки в огромный грузовик. Автомобиль и семейный мини-вэн отправились на платформу автовоза. Мы отдали ключи новым хозяевам и последнюю нашу ночь во Флориде провели на полу у соседей, сгрудившись вокруг Марли.
— А мы уже путешествуем? — в восторге спрашивал Патрик.
На следующее утро я поднялся на рассвете и вывел Марли на его последнюю прогулку по флоридской земле. Он нюхал воздух, весело прыгал и скакал вокруг меня в счастливом неведении о том, что за перемены его ожидают. Я уже купил прочную переноску и по совету доктора Джея запихнул Марли в пасть двойную дозу успокоительного. К тому времени, как сосед привез нас в аэропорт, Марли совершенно успокоился.
И вот у терминала выстроилось все семейство Гроган: двое непоседливых мальчишек, возбужденных предстоящим путешествием, голодный младенец в коляске, измученные родители и обкормленный таблетками пес. А также мелкая живность: две лягушки, три золотые рыбки, краб-отшельник, улитка по имени Слизун и коробка с лягушачьим кормом — живыми сверчками. Пока мы ждали своей очереди, я собирал переноску. Переноска была поистине огромная; однако, когда мы дошли до терминала, женщина в форме взглянула на Марли, затем на клетку, затем снова на Марли и сказала:
— Мы не можем разрешить вам везти собаку в этом ящике. Он слишком маленький.
— В зоомагазине мне сказали, что это самый большой размер, — жалобно отвечал я.
— Федеральные правила перевозки животных требуют, чтобы собака могла свободно вставать и поворачиваться в переноске, — объяснила она, затем добавила скептически: — Ну ладно, попробуйте.
Я открыл дверцу и подозвал Марли. Однако он явно не горел желанием залезать в переносную тюремную камеру. Ну почему, когда нужны собачьи лакомства, их никогда нет под рукой? Обшаривая карманы в поисках чего-нибудь вкусненького для подкупа, я наконец наткнулся на коробочку мятных леденцов, достал один и повертел у него перед носом.
— Марли, хочешь леденец? Держи! — И я бросил леденец в переноску.