Стоял ясный морозный день, и в лучах неяркого зимнего солнца я ясно видел, что золотистая морда Марли подернулась сединой. Наш вечный щенок превратился в почтенного пенсионера, а мы этого даже не заметили.
Впрочем, если вы думаете, что он начал вести себя приличнее, то глубоко заблуждаетесь. Жизненный темп Марли несколько замедлился, но вкуса к фокусам и проказам он отнюдь не потерял. Он по-прежнему таскал еду. По-прежнему глотал самые разные предметы, вовсе для этого не предназначенные. По-прежнему пил из раковины и переворачивал миску с водой. А услышав рокот грома, по-прежнему впадал в панику и, если нас не было рядом, начинал крушить мебель и предметы обстановки. Однажды, вернувшись домой, мы обнаружили, что он разодрал в клочья матрас Конора.
С годами мы научились относиться к ущербу, причиняемому Марли, с философским спокойствием, тем более что теперь, вдали от ежедневных флоридских гроз, такие случаи стали намного более редкими. Когда заводишь собаку — будь готов к порче ковров и подушек. Как и в любых отношениях, тебе приходится чем-то платить. И мы были готовы платить за ту радость и удовольствие, которое доставлял нам Марли. Тех денег, что мы потратили на собаку (включая расходы на ремонт и покупку новой мебели), хватило бы, чтобы купить небольшую яхту. Но многие ли яхты станут весь день ждать у дверей вашего возвращения? Многие ли яхты живут ради того, чтобы забраться вам на колени или прокатиться вместе с вами на санях, восторженно облизывая вам лицо?
Марли стал членом нашей семьи. Мы принимали его таким, какой он есть, — и все сильнее его любили.
— Эх, Марли, старина… — проговорил я, остановившись рядом с ним на обочине дороги.
Наша цель — белая церквушка — виднелась далеко впереди, в конце крутого подъема. Но здесь, подумалось мне, как и в жизни, важна не цель — важен сам путь. Я опустился на одно колено, положил руку на загривок Марли и сказал:
— Ладно, давай отдохнем немного.
А затем мы пустились в обратный путь — домой.
Глава двенадцатая
Пернатые друзья
Весной мы решили заняться разведением сельскохозяйственных животных. Нам теперь принадлежало восемьдесят соток земли в деревне и казалось вполне разумным разделить эту площадь с какой-нибудь неприхотливой скотинкой. Кроме того, я теперь работал редактором «Органического садоводства» — журнала, в котором, помимо всего прочего, пропагандировалось широкое использование в садоводстве естественных удобрений. А кто у нас производит естественные удобрения?
— Можно завести корову, — предложила Дженни.
— Корову? — переспросил я. — Ты что, с ума сошла?
— А как насчет овец? — спросила она. — Овечки такие миленькие…
Я молча смерил ее своим фирменным взглядом, означающим: «Опять ты взялась за эти женские штучки!»
В конце концов мы остановились на курах. Для садовода, отказавшегося от химических удобрений и пестицидов, куры, пожалуй, самый лучший выбор. Они неприхотливы и относительно недороги в содержании. Небольшой курятник и несколько горстей кукурузных зерен в день — вот и все, что им нужно для счастья. При этом они не только несут свежие яйца, но и — если пускать их гулять по саду — усердно уничтожают вредных насекомых и удобряют землю фекалиями с высоким содержанием азота.
Итак, куры. Дженни поговорила с матерью одного из одноклассников Патрика, семья которого жила на ферме, и сообщила, что эта женщина с удовольствием продаст нам нескольких цыплят из следующего выводка. Я рассказал о наших планах Копальщику, и он согласился: в самом деле, три-четыре курочки нам не помешают.
— Только хочу вас предупредить, — добавил он, складывая на груди мясистые лапищи. — Делайте с ними, что хотите, но не позволяйте ребятишкам давать им имена. Стоит придумать им имена — и вы пропали. Для вас это будут уже не яйца и курятина, а домашние любимцы.
— И то верно, — согласился я.
Я понимал, что разведение кур не предполагает сантиментов. Курица может прожить лет пятнадцать и даже больше, но несется лишь первую пару лет. Перестает класть яйца — отправляется в суп. Сурово, но так устроен мир.
Копальщик смерил меня скептическим взглядом, словно не вполне мне поверил, и повторил:
— Стоит вам придумать им имена — и все.
— Я понял, — подтвердил я. — Никаких имен.
На следующий вечер, когда я приехал с работы домой, навстречу мне с радостными криками выбежали ребятишки, и каждый держал в ладошках свежевылупившегося цыпленка. Вслед за ними вышла Дженни с четвертым птенцом в руках. Ее подруга Донна привезла цыплят-однодневок. Они вертели крохотными круглыми головками и смотрели на меня так, словно хотели спросить: «Ты наша мама?»