— С Марком Полтимором, — ответила Рут и бросилась к телефону. Она быстро нашла нужный номер в компьютере.
— Марк?
Липман выхватил у нее трубку:
— Полтимор?
— Я слушаю.
— Меня зовут Липман. Я…
— Я знаю, кто вы такой, мистер Липман.
— Прекрасно. Как я понимаю, у вас находится наш Ван Гог.
— Точнее, находился, — ответил Марк, — пока доктор Петреску не сказала, что вы передумали и желаете, чтобы картину немедленно вернули в Хитроу и отправили в Нью-Йорк.
— И вы на это пошли? — повысил голос Липман.
— У нас не было выбора, мистер Липман. В конце концов, на сопроводительном документе стояла подпись доктора Петреску.
— Привет, это Винсент.
— Привет. Это правда, что я сейчас узнала?
— А что ты сейчас узнала?
— Что ты украла Ван Гога.
— В полицию сообщали?
— Нет, на это он не отважился. Он отправляет кого-то в Лондон, чтоб тебя выследить, но мне не удалось выяснить, кого именно.
— Возможно, меня уже не будет в Лондоне. Я еду домой.
— Картина в безопасности?
— Безопаснее не бывает.
— Прекрасно. Сегодня твои похороны, и он будет на отпевании.
Связь прервалась. На этот раз уложились в пятьдесят две секунды.
Анна повесила трубку, лучше, чем когда-либо, понимая, какой опасности подвергает Тину. Что предпримет Фенстон, если выяснит, что она неизменно опережает его на ход? Она подошла к стойке регистрации.
— Сдаете багаж? — спросила ее служащая. Анна подняла с тележки красный футляр и поставила на весы. Чемодан отправился следом.
— У вас большой перевес, мадам. Боюсь, вам придется доплатить тридцать два фунта.
Анна извлекла деньги из бумажника, а служащая тем временем прикрепила бирку к ее чемодану и шлепнула на футляр наклейку.
— Посадка минут через тридцать, выход номер сорок три, — сказала она, вручая билет с талоном. Анна направилась к выходу номер сорок три.
Кого бы ни послал Фенстон в Лондон следить за ней, этот человек приземлится, когда она уже давно будет в воздухе. Но Анна знала: стоит им внимательно прочитать ее заключение, как они вычислят, где в конце концов окажется картина. Ей просто требовалась уверенность, что в этом месте она будет раньше них. Но сначала нужно было сделать пару звонков. Первый — в агентство проката, чтобы забрали ее автомобиль у офиса «Хранилища искусств», второй — предупредить о своем возвращении — человеку, с которым она не общалась лет десять.
Анна заняла место в очереди на личный досмотр.
— Она направляется к выходу номер сорок три, — произнес голос. — 272-й рейс «Британских авиалиний» до Бухареста.
Фенстон растолкал чиновников и вылез в первый ряд, пока президент Буш и мэр Джулиани обменивались рукопожатиями с избранными, приглашенными на поминальную службу на нулевом уровне.
Он подождал, пока президентский вертолет поднимется в воздух, и присоединился к остальным скорбящим.
Грег Аббот. Келли Галликсон. Он вглядывался в лица родных и друзей, пришедших на службу.
Анна Петреску. Фенстон знал, что мать Анны живет в Румынии и на поминании присутствовать не сможет. Он гадал, кто из согбенных родственников может быть ее дядюшкой Джорджем из Иллинойса.
Ребекка Рейнджир. Он поглядел на Тину. У той в глазах стояли слезы.
Священник прочитал молитву и осенил всех крестом.
— Во имя Отца, Сына и Святого Духа, — произнес он.
— Аминь, — в один голос отозвались собравшиеся.
Тина глянула на Фенстона. Ни слезинки в глазах, стоит, переминается, как обычно, с ноги на ногу — видать, надоело ему. Пока люди здоровались, переговаривались и соболезновали, Фенстон, безо всяких церемоний, направился к парковке.
Тина не сводила с него глаз. Водитель распахнул перед ним дверь, Фенстон забрался в автомобиль и уселся рядом с какой-то женщиной, Тина ее раньше не видела. Водитель занял свое место, машина выехала на дорогу и скрылась из виду.
На женщине, сидевшей рядом с Фенстоном, был темный брючный костюм. Неизвестность была ее главным козырем. Она ни разу не приходила к Фенстону на работу или домой, хотя они знали друг друга больше двадцати лет. Она познакомилась с Нику Мунтяну, когда тот был посредником между президентом Николае Чаушеску и мафией.
Первейшей обязанностью Фенстона при правлении Чаушеску было переводить крупные суммы денег на счета в разные банки по всему свету — в вознаграждение верным прихвостням диктатора. Когда прихвостни переставали быть прихвостнями, сидевшая рядом с Фенстоном женщина их ликвидировала, а он перераспределял деньги с их счетов на счета других. Его профессией было отмывание денег. Ее профессией было устранять неугодных своим фирменным оружием — кухонным ножом.