В 1985 году Чаушеску решил отправить в Нью-Йорк своего личного банкира, чтобы тот открыл для него филиал. На четыре следующих года Фенстон потерял из виду сидевшую рядом женщину, но в 1989 году Чаушеску был арестован, осужден и казнен. Ольга Кранц этой участи избежала. Перебравшись через семь границ, она нелегально проникла в Америку и влилась в армию бесчисленных незаконных эмигрантов.
Фенстон первый раз увидел ее по телевизору, когда ей было четырнадцать лет и она представляла Румынию на чемпионате мира по гимнастике. Тогда ей досталось второе место, а первое заняла ее соотечественница Мара Молдовяну. Газеты предсказывали им золото и серебро на ближайших Олимпийских играх. К несчастью, Молдовяну трагически погибла — сорвалась с бревна, делая двойное сальто, и сломала шею. В эту минуту с ней в спортзале находилась только Ольга Кранц. Кранц поклялась завоевать золотую медаль в память о Молдовяну.
За несколько дней до формирования олимпийской команды Кранц растянула подколенное сухожилие. Ее имя быстро исчезло из газетных заголовков — обычная судьба спортсменов, получивших травму. Фенстон решил, что больше о ней не услышит, но как-то утром увидел, как она выходит из канцелярии Чаушеску. Он сразу узнал этот серо-стальной взгляд. Фенстон навел справки у осведомленных людей и выяснил, что Кранц стала начальником личной охраны Чаушеску. Главные обязанности — ломать кости тем, кто перечил диктатору. В совершенстве овладев этим искусством, она переключилась на работу с холодным оружием.
Чаушеску хорошо ей платил. Фенстон платил лучше. За двенадцать лет ее гонорар вырос до миллиона долларов.
Фенстон вытащил из портфеля папку и отдал Кранц. Та внимательно рассмотрела пять недавних фотоснимков Анны Петреску и спросила с сильным румынским акцентом:
— Где она сейчас?
— В Лондоне, — ответил Фенстон, вручив ей вторую папку.
Она извлекла из нее единственную цветную фотографию.
— Кто он?
— Он важнее женщины. Он незаменим. Но женщину убьете не раньше, чем она выведет вас на картину.
— Сколько я получу за похищение картины?
— Миллион долларов. За женщину столько же, но после того, как я второй раз побываю на ее похоронах.
9/15 — 9/16
— Пока, Сэм, — произнес Джек, и в этот миг зазвонил его сотовый. Джек только что закончил осматривать квартиру Анны и вышел на 54-ю Восточную улицу. Он нажал зеленую кнопку: — Что хочешь сообщить, Джо?
— Петреску нанесла визит в Уэнтворт-Холл.
— Сколько она там пробыла? — Джек шел в сторону Пятой авеню.
— С полчаса, не больше. Она куда-то позвонила, прежде чем ехать в Хитроу, где встретилась с Рут Пэриш. В районе четырех появился фургон «Сотбис» и забрал красный упаковочный футляр…
— А что в футляре — и дураку понятно. Куда поехал фургон?
— Картину отвезли в их контору в Вест-Энде. Петреску поехала вместе с ними. Картину выгрузили двое служащих, она прошла в здание следом.
— Сколько ее не было?
— Двадцать минут. Вышла с красным футляром. Поймала такси, уложила картину на заднее сиденье и — исчезла.
— Исчезла? То есть как — исчезла?
— Но ребята уже сели ей на хвост.
— Где? — спросил Джек, успокаиваясь.
— В Гатвике. Заметь, — сказал Джо, — симпатичная блондинка с красным упаковочным футляром невольно выделяется из толпы.
— Куда она вылетела?
— В Бухарест.
— Зачем тащить в Бухарест Ван Гога?
— Пари держу, ей приказал Фенстон, — сказал Джо. — Это их родной город, решили спрятать картину там.
— Зачем же Фенстон отправил в Лондон Липмана, если тот не собирался забирать картину?
— Для отвода глаз? — предположил Джо. — Это, кстати, объясняет и его появление на заупокойной службе.
— Или потому, что Петреску уже на него не работает и похитила Ван Гога.
— Зачем ей рисковать, он же наверняка устроит на нее охоту?
— Зачем — не знаю, а выяснить можно одним-единственным способом, вот я и попробую, — ответил Джек, нажал на телефоне красную кнопку, остановил такси и велел водителю ехать в Вест-Сайд.
Фенстон выключил магнитофон и нахмурился. Они прослушали пленку в третий раз.
— Когда вы прогоните эту стерву? — спросил Липман.