Анна подошла и поставила свою подпись под документом о передаче картины.
— Лучше бы вернуть ее до прилета Липмана, — сказала Рут. — Ни к чему мне раздражать этого человека.
— Вам было бы спокойнее, если б я тоже поехала в «Сотбис»? — спросила Анна. — Возможно, так дело пойдет быстрей.
— Вы не возражаете? — обрадовалась Рут.
— В данных обстоятельствах это будет разумно, — сказала Анна, залезла в фургон и устроилась рядом с водителем.
Рут помахала ей вслед. Фургон миновал ворота и влился в поток машин, бегущий к вечернему Лондону.
Служебный «Гольфстрим V» Брайса Фенстона приземлился в Хитроу в 19.22. Рут ждала на площадке перед ангаром. Она заранее предупредила таможню, так что с оформлением документов можно было закончить сразу по возвращении Анны.
В течение последнего часа Рут все чаще поглядывала на главные ворота, с нетерпением ожидая появления бронированного фургона. Она позвонила в «Сотбис» и узнала, что картина доставлена в целости и сохранности, но это было два с лишним часа назад.
Карл Липман сошел по трапу на землю и поздоровался с Рут за руку. Они уселись на заднее сиденье принадлежащего аэропорту лимузина, чтобы отправиться в ресторан.
— Есть сложности? — сразу спросил он.
— По-моему, нет, — ответила Рут, когда лимузин остановился. — Мы выполнили ваши указания целиком и полностью. Начнем погрузку, как только завершится заправка, это не должно занять более часа.
— Рад слышать, — заметил Липман, толкнув вращающиеся двери. — Мы зарезервировали вылет на половину девятого.
— Тогда, пожалуй, я лучше оставлю вас здесь, а сама прослежу за оформлением документов в аэропорту. Как только картина окажется на борту, я вам сообщу.
Липман кивнул и опустился в кресло. Рут повернулась, чтобы уйти.
— Не желаете чего-нибудь выпить, сэр? — спросил бармен.
— Шотландского виски со льдом, — заказал Липман и принялся изучать меню.
Подойдя к двери, Рут обернулась со словами:
— Когда Анна вернется, не могли бы вы ей сказать, что я на таможне?
— Анна?! — воскликнул Липман, вскакивая из кресла.
— Да, она провела здесь несколько часов после полудня.
— Чем она занималась? — Липман надвигался на Рут.
— Перепроверяла декларацию, — ответила Рут, пытаясь говорить как можно спокойнее, — и следила за исполнением распоряжений мистера Фенстона.
— Каких распоряжений? — рявкнул Липман.
— Отправить Ван Гога в «Сотбис» для оценки на предмет страховки.
— Председатель таких распоряжений не отдавал. Петреску была уволена три дня назад. С кем она имела дело в «Сотбис»?
— С Марком Полтимором, — ответила Рут и бросилась к телефону. Она быстро нашла нужный номер в компьютере.
— Марк?
Липман выхватил у нее трубку:
— Полтимор?
— Я слушаю.
— Меня зовут Липман. Я…
— Я знаю, кто вы такой, мистер Липман.
— Прекрасно. Как я понимаю, у вас находится наш Ван Гог.
— Точнее, находился, — ответил Марк, — пока доктор Петреску не сказала, что вы передумали и желаете, чтобы картину немедленно вернули в Хитроу и отправили в Нью-Йорк.
— И вы на это пошли? — повысил голос Липман.
— У нас не было выбора, мистер Липман. В конце концов, на сопроводительном документе стояла подпись доктора Петреску.
— Привет, это Винсент.
— Привет. Это правда, что я сейчас узнала?
— А что ты сейчас узнала?
— Что ты украла Ван Гога.
— В полицию сообщали?
— Нет, на это он не отважился. Он отправляет кого-то в Лондон, чтоб тебя выследить, но мне не удалось выяснить, кого именно.
— Возможно, меня уже не будет в Лондоне. Я еду домой.
— Картина в безопасности?
— Безопаснее не бывает.
— Прекрасно. Сегодня твои похороны, и он будет на отпевании.
Связь прервалась. На этот раз уложились в пятьдесят две секунды.
Анна повесила трубку, лучше, чем когда-либо, понимая, какой опасности подвергает Тину. Что предпримет Фенстон, если выяснит, что она неизменно опережает его на ход? Она подошла к стойке регистрации.
— Сдаете багаж? — спросила ее служащая. Анна подняла с тележки красный футляр и поставила на весы. Чемодан отправился следом.
— У вас большой перевес, мадам. Боюсь, вам придется доплатить тридцать два фунта.
Анна извлекла деньги из бумажника, а служащая тем временем прикрепила бирку к ее чемодану и шлепнула на футляр наклейку.
— Посадка минут через тридцать, выход номер сорок три, — сказала она, вручая билет с талоном, Анна направилась к выходу номер сорок три.
Кого бы ни послал Фенстон в Лондон следить за ней, этот человек приземлится, когда она уже давно будет в воздухе. Но Анна знала: стоит им внимательно прочитать ее заключение, как они вычислят, где в конце концов окажется картина. Ей просто требовалась уверенность, что в этом месте она будет раньше них. Но сначала нужно было сделать пару звонков. Первый — в агентство проката, чтобы забрали ее автомобиль у офиса «Хранилища искусств», второй — предупредить о своем возвращении — человеку, с которым она не общалась лет десять.
Анна заняла место в очереди на личный досмотр.
— Она направляется к выходу номер сорок три, — произнес голос. — 272-й рейс «Британских авиалиний» до Бухареста.
Фенстон растолкал чиновников и вылез в первый ряд, пока президент Буш и мэр Джулиани обменивались рукопожатиями с избранными, приглашенными на поминальную службу на нулевом уровне.
Он подождал, пока президентский вертолет поднимется в воздух, и присоединился к остальным скорбящим.
Грег Аббот. Келли Галликсон. Он вглядывался в лица родных и друзей, пришедших на службу.
Анна Петреску. Фенстон знал, что мать Анны живет в Румынии и на поминании присутствовать не сможет. Он гадал, кто из согбенных родственников может быть ее дядюшкой Джорджем из Иллинойса.
Ребекка Рейнджир. Он поглядел на Тину. У той в глазах стояли слезы.
Священник прочитал молитву и осенил всех крестом.
— Во имя Отца, Сына и Святого Духа, — произнес он.
— Аминь, — в один голос отозвались собравшиеся.
Тина глянула на Фенстона. Ни слезинки в глазах, стоит, переминается, как обычно, с ноги на ногу — видать, надоело ему. Пока люди здоровались, переговаривались и соболезновали, Фенстон, безо всяких церемоний, направился к парковке.
Тина не сводила с него глаз. Водитель распахнул перед ним дверь, Фенстон забрался в автомобиль и уселся рядом с какой-то женщиной, Тина ее раньше не видела. Водитель занял свое место, машина выехала на дорогу и скрылась из виду.
На женщине, сидевшей рядом с Фенстоном, был темный брючный костюм. Неизвестность была ее главным козырем. Она ни разу не приходила к Фенстону на работу или домой, хотя они знали друг друга больше двадцати лет. Она познакомилась с Нику Мунтяну, когда тот был посредником между президентом Николае Чаушеску и мафией.
Первейшей обязанностью Фенстона при правлении Чаушеску было переводить крупные суммы денег на счета в разные банки по всему свету — в вознаграждение верным прихвостням диктатора. Когда прихвостни переставали быть прихвостнями, сидевшая рядом с Фенстоном женщина их ликвидировала, а он перераспределял деньги с их счетов на счета других. Его профессией было отмывание денег. Ее профессией было устранять неугодных своим фирменным оружием — кухонным ножом.
В 1985 году Чаушеску решил отправить в Нью-Йорк своего личного банкира, чтобы тот открыл для него филиал. На четыре следующих года Фенстон потерял из виду сидевшую рядом женщину, но в 1989 году Чаушеску был арестован, осужден и казнен. Ольга Кранц этой участи избежала. Перебравшись через семь границ, она нелегально проникла в Америку и влилась в армию бесчисленных незаконных эмигрантов.
Фенстон первый раз увидел ее по телевизору, когда ей было четырнадцать лет и она представляла Румынию на чемпионате мира по гимнастике. Тогда ей досталось второе место, а первое заняла ее соотечественница Мара Молдовяну. Газеты предсказывали им золото и серебро на ближайших Олимпийских играх. К несчастью, Молдовяну трагически погибла — сорвалась с бревна, делая двойное сальто, и сломала шею. В эту минуту с ней в спортзале находилась только Ольга Кранц. Кранц поклялась завоевать золотую медаль в память о Молдовяну.