Она помнила, как исчез его отец и Игорь стал появляться у «их забора» все реже. Он больше не гулял, не играл с ней в прятки, не бегал наперегонки. Они общались лишь изредка. Иногда он позволял сопровождать себя к месту какой-нибудь очередной работы, иногда позволял посмотреть, как он тренируется на стадионе.
Так проходило каждое лето. Они взрослели. Менялись. И когда, однажды приехав к бабушке в очередной раз, Кира заглянула через забор, увидела уже совсем другого мальчика. Высокого, крепкого. И еще более молчаливого. Кира поняла, что смотрит на него теперь уже другими глазами. Глазами девочки-подростка, мечтающей о больших и светлых чувствах.
Ей было почти 14, Игорю 15. Детским играм больше не было места.
Он ей нравился. Нравился своей непохожестью на других, молчаливостью, целеустремленностью, глубиной. Он казался таким взрослым… Таким особенным…
На Киру он теперь обращал внимания мало. Не больше чем на надоедливую муху. Он был так поглощен своими заботами, что, кажется, мир для него не существовал. Кира понимала, что ведет себя глупо, но ничего не могла с собой поделать, вечно ходила вслед за ним, напрашивалась к нему в помощники, когда Игорь шел на свою работу.
Она была очарована. Не им самим, а идеей разгадать его. Взломать его душу, словно самый сложный механизм на самом секретном сейфе. Понять, что сделало его таким необыкновенным…
Так, одним жарким летним днем, Кира в очередной раз увязалась следом за Игорем. Он с товарищем работал над разбором старого полуразрушенного двухэтажного дома, они долбили стены кувалдой, отбирали уцелевшие кирпичи, а после сдавали в какой-то пункт приема. Он отговаривал ее, убеждал, что ей нечего там делать в своем коротком сарафанчике, там пыльно, грязно и неинтересно. Но Киру было не переубедить. Всю дорогу до места назначения, она трещала без умолку, развлекая Игоря историями из ее школьной жизни.
Дойдя до места, Игорь встретился с другом и без лишних промедлений принялся за работу. Друг его был старше на пару лет, плотнее сложен, все время заискивающе улыбался Кире, демонстрируя желтые зубы. Крайне неприятный тип, в общем.
Кира поняла, что поболтать пока Игорь работает не удастся и, ясное дело, скоро заскучала. К тому же строительная пыль словно туман окутывала место их работы, забиваясь в нос и то и дело попадая в глаза, убивая всякое желание присутствовать, наблюдая за тяжелым трудом объекта ее симпатий.
Рядом было поле, туда Кира и отправилась. Побродив немного, собрав небольшой букетик полевых цветов, она решила вернуться, к тому же грохот вроде прекратился, наверное, у ребят перерыв — решила девушка. Она подкралась к зданию с другой стороны, так, чтобы парни, присевшие отдохнуть, не увидели ее. Она хотела их напугать, но подойдя поближе услышала обрывки разговора.
— … от тебя без ума. — Елейным голосом протянул товарищ Игоря и глубоко затянулся сигаретой. — Для кого она такое платьице короткое напялила?
Они говорят о ней? Кира напряглась, опустила взгляд на свой сарафан, отрывающий ноги довольно откровенно и почувствовала, как краска прилила к щекам.
— Да мне нет до нее дела. — Ответил Игорь, ковыряя землю носком кроссовка. — Вцепилась, как клещ. Только путается под ногами.
Кира выпучила глаза и быстро заморгала. В груди неприятно заныло. Как же так? Неужели он и правда так думает о ней?
— Да бро-о-ось, тебе давно пора перепихнуться с кем-то. — Сказал его друг и мерзко заржал.
— Что ты несешь? — Поморщился в ответ Игорь. — С ней? Она ж…. никакая. Посмешище. Тощая как доска, взяться не за что. Да и малолетка она. Небось даже не целовалась.
Кира похолодела. Никакая. Посмешище. Тощая. Это все о ней? Это правда о ней? Кира стояла, словно облитая грязью с ног до головы, не в силах пошевелиться. Дыхание сперло. В горле поднялся ком, не дающий возможности вдохнуть.
Все рушилось. Все вокруг вместе с ней рассыпалось от обиды и унижения.
Она смотрела на затылок парня, которого считала особенным, и внутри медленно поднималось что-то горячее, колючее, разворачивалось в груди, замещая собой боль несправедливой обиды. Разливалось, заполняя каждый уголок ее души, обжигающей лавой затапливая черепную коробку, окутывая ее сознание. Мешая думать. Выжигая мысли и оставляя лишь разрушительную, кристально чистую злость.