Я, честно, перестаю его слушать очень быстро. Даже головой не киваю, чтобы из соображений приличия изобразить заинтересованность. Люди вроде него меня угнетают — в них слишком многое указывает на то, каким станет моё будущее.
Между нами около десяти лет разницы, а у меня уже раздражающая работа, длительное воздержание и порой всплывающий вопрос: для чего я всё это делаю? Отличие лишь в том, что мне хватает мозгов, — или не хватает смелости, — высказать это первому встречному.
— Глеб тоже поднялся. Большой начальник стал, а был таким раздолбаем! Кто бы тогда подумал, как в итоге выйдет, — я напрягаюсь, цепляюсь за его слова и сопоставляю со всем, что знаю о Глебе. Снова и снова. Откидываю лишнюю информацию, отключаю эмоции, завязанные на симпатии к нему. Только факты, которые, как назло, и не думают сходиться, совсем как цифры в надоевших рабочих отчётах.
Оглядываясь по сторонам я замечаю, как Глеб говорит что-то одному из охранников и, дождавшись ответного кивка, уверенно скрывается за дверью с вывеской «только для персонала». Тревога нарастает и я мысленно перебираю возможности уйти прямо сейчас и не вызвать подозрения раньше времени.
Я хочу убедить себя, что все странности этого вечера лишь в моей голове. В стремлении оборвать любые связи раньше, чем они плотно укоренятся и принесут боль, прорастут наружу маленьким нежизнеспособным ростком привязанности. В страхе снова доверить и оказаться преданной. В желании просто найти повод, чтобы сбежать не от проблем, нет, — от себя настоящей.
Пытаюсь дышать ровно и изо всех сил сдерживаю импульс исчезнуть немедленно, пока в череде откровений малознакомого мужчины не улавливаю знакомое имя.
Валера. Валера, Валера, Валера…
Капелька холодного пота скатывается вниз вдоль позвоночника. Замечаю, что настолько жарко, кажется, только мне одной.
— Валера? Кажется, будто Глеб нас как-то знакомил. Они ведь работают вместе? — вру, глядя на то, как исходящая от музыки вибрация волнами расходится по поверхности коктейля в моём стакане, будто кто-то умело пустил по оранжевой глади блинчики.
Память подбрасывает мне образ высокого худощавого парня, чуть сгорбившегося у самой кромки воды. Ветер нежно перебирает волнистые каштановые пряди, забирается под свободную выцветшую футболку и поглаживает предплечья с хаотичным рисунком вен, проступающих от напряжения в руках. Небольшой взмах и камень, прежде зажатый в ладони, резво скачет почти до середины реки.
Только у него всегда получалось делать это так… хорошо. Красиво. Эффектно.
«Развлечение для нищих», — оправдывался перед нами Кирилл, доставая из песка новый камушек. Наверное, тогда он и представить себе не мог, какие развлечения найдёт для себя с появлением денег.
— Не, Валерка Коршунов у нас в ГИБДД работает, — исправляет мою оплошность Женя, залпом допивая оставшееся на дне пиво.
Холод охватывает тело и промораживает вплоть до костей. Мне бы хотелось поверить в невероятное совпадение и посмеяться над тем, что именно друг Глеба когда-то подобрал меня с обочины МКАД, но вместо этого внутренности заливает ошпаривающим концентратом страха. Остаётся только одна мысль: бежать. Бежать как можно скорее и так далеко, чтобы меня не смогли найти или просто устали искать.
— Возьми мне ещё мартини. Я в туалет, — вскакиваю со стула, не дожидаясь ответа Жени, и направляюсь в сторону уборной. Оглядываюсь на него несколько раз и даже выдавливаю из себя какую-то ломанную и неубедительную улыбку, прежде чем он выпускает меня из поля зрения и отворачивается спиной, переговариваясь с вовремя подошедшим барменом.
И я бегу. Огибаю толпу танцующих людей, чуть не сбивая нескольких с ног. Пытаюсь расслышать за грохотом ритмичной музыки какие-нибудь крики, собственное имя или признаки всеобщей паники. Выхватываю смазано-карикатурные лица окружающих и боюсь вовремя не заметить приближения Глеба, который точно сможет догнать и остановить меня. Прихлопнет, как жалкую надоедливую муху, вслед за всеми прилетевшую на сомнительно привлекательную столичную жизнь.
Меня никто не догоняет. Поэтому, оказавшись на улице, я на мгновение останавливаюсь и делаю глубокий вдох, продумывая следующие действия. Уйти на пару кварталов отсюда, вызвать такси, поехать в какой-нибудь хостел, чтобы не возвращаться пока в свою комнату в общежитии. Завтра — купить куртку, потому что из клуба я выскочила на мороз прямо в офисных блузке и юбке, а потом добраться на перекладных до любого крупного города, где можно будет обдумать ситуацию.
Идти достаточно быстро не получается: после работы я в сапогах на каблуках, предательски скользящих по заледеневшему снегу. Удивительно, но за шквалом собственных эмоций совсем теряется ощущение холода, и только вставшая колом блузка напоминает о том, что на улице сейчас минус.
Остановившуюся на обочине машину я пытаюсь игнорировать до последнего. Сначала почти срываюсь на бег, но первый же быстрый шаг чуть не заканчивается падением, сразу позволяя понять всю бесперспективность такой идеи. Значит, всё что мне остаётся, — по привычке прогнуться и надеяться, что всё обойдётся.
— Иди обратно, Маша, — в голосе Кирилла нет злости. Только ледяное спокойствие, приправленное усталостью, так сильно напоминающей о тех вечерах, когда он возвращался домой после учебного дня и подработки. Полчаса пил с нами на кухне крепкий чай, через силу обменивался парой фраз, а потом моментально засыпал на своей раскладушке, даже не переодевшись.
Нехотя поворачиваюсь в его сторону. Окно шикарного тёмно-синего Порше опущено со стороны водителя, но в вечерней тьме можно разглядеть только флюоресцирующую белую рубашку и общие очертания профиля. На меня он не смотрит, держится руками за руль, словно готовится вот-вот сорваться с места и, на прощание вильнув между машинами, скрыться в плотном потоке ближайшего шоссе.
Я открываю рот, выпуская сизое облачко пара, но не могу произнести ни слова. Ярость, растерянность и обида вступают в равный бой, сражаются за возможность показать себя, но только лишь оттягивают время и наполняют и без того нелепую сцену ещё большим фарсом. Невольно можно подумать, что я настолько удивлена его появлению здесь, но это совсем не так. Я догадывалась, подозревала, предчувствовала и, наверное, даже ждала, когда же он объявится, чтобы сломать и мою жизнь тоже.
— Иначе меня потащат силком? — интересуюсь, быстро оглядываясь по сторонам. Людей немного, и большая часть уже выстроилась в очередь на вход, расположенный в торце дома. Уверена, хоть волоком меня сейчас потащи, никто ничего не сделает, — многие просто отвернутся и потупят взгляд, старательно избегая участия в чужих неприятностях.
— Никто тебя не потащит, — хмыкает Кирилл, нетерпеливо постукивая длинными пальцами по рулю. Он заставляет меня почувствовать себя дурой, и это то единственное, что вмиг сбивает годами отлаженные настройки моей программы поведения. — Есть важный разговор. Возвращайся к Глебу. Пожалуйста, — выдавливает он из себя и вкладывает в последнее слово достаточно издёвки и презрения, чтобы они стали равноценным ответом на мой давнишний плевок ему в лицо.
Глеб уже вышел из клуба и идёт ко мне. Вальяжно, не собираясь переходить на бег или хоть одной мышцей лица выдать напряжение от моего внезапного побега. Так, словно заранее готовился именно к подобной выходке, но до последнего не хотел верить, что я решусь на столь опрометчивый поступок.
Кирилл тут же уезжает, а я до крови прикусываю внутреннюю часть щеки и молча иду навстречу Глебу, легонько улыбающемуся одним уголком губ в попытке скрыть довольную ухмылку. Реальность кажется чем-то эфемерным и недолговечным, тягучим паровым облачком, вылетающим изо рта и рассеивающимся перед глазами. Когда его ладонь осторожно, но без сомнения крепко и надёжно смыкается у меня на локте, хочется зажмуриться и оказаться за сотни километров отсюда, на своей родной тесной кухне, пропахшей бабушкиными котлетами и чаем с шалфеем.
Невозможно поверить, что всё это происходит именно со мной. После того, как старательно избегала неприятностей, пряталась ото всех, боялась лишний раз высунуться за пределы прокуренной институтской общаги и не позволяла никому вторгаться в своё пространство. И вот она — цена одного шага не в том направлении, одного неправильного решения, одного оказанного человеку доверия.