— Хорошо, — киваю в ответ и отворачиваюсь, выискиваю хоть что-нибудь, за что можно зацепиться взглядом и не показывать своей слабости. Не показывать разочарование, зудящую рану на сердце, стоящие в глазах ненавистные слёзы и страх, стягивающий тело крепко врезающимися в него ремнями. Страх, что всё закончится именно так.
На экране небольшого телевизора в зале ожидания начинается выпуск новостей. Сначала — сводка по обрушившемуся в центре столицы офисному зданию, под завалами которого погибло уже двадцать девять человек.
Двадцать девять опознанных тел. И ещё шестьдесят четыре человека, пропавших без вести. Тех, кто сгорел в пожаре или оставался в здании в тот момент, когда оно рухнуло. По официальной версии — огонь повредил перекрытия, добрался до давно сломанной на парковке вентиляции, осел там, накопился и вырвался наружу с тем самым хлопком, который все приняли за взрыв.
Никеева Виктория Эдуардовна.
Лирицкий Илья Сергеевич.
Соболева Мария Владимировна.
Мы все пропали без вести. Исчезли. Испарились. Превратились в пыль.
Я тоже, вместе с ними. Потому что собрать себя обратно из той горстки пепла, что осталась от тела и души, уже невозможно. Только вот незадача: даже так мне всё равно больно. Ужасно, невыносимо больно.
Следующие кадры — выгоревшая дотла квартира. Обугленные стены и жалкие чёрные остатки когда-то молочного кухонного гарнитура. Поломанная, залитая пеной мебель, на которой мы сидели, ели, спали почти пять месяцев.
— Что с Ромой? — спрашиваю заново осипшим голосом, хотя не уверена, что услышу от него честный ответ.
Ты ведь знала, на что идёшь, Маша. Знала, с какими силами связываешься.
— Через полгода пристроим его на работу. Пока прячется. Мы хотели замести следы, но Диана подошла к этому чересчур тщательно, — спокойно отзывается Глеб, кивая в сторону телевизора.
Последнее происшествие — сгоревший склад на окраине Москвы. Внутри обнаружены двое погибших, чья личность ещё выясняется.
— Это те ребята, что ехали с тобой. Других вариантов не было, — тут же поясняет он, и я лишь передёргиваю плечами, делая вид, будто мне всё равно.
Всё равно ведь? Трупом больше, трупом меньше. Так ведь теперь выглядит твоя жизнь, да, Маша?
Пытаюсь не думать о Кирилле. Не вспоминать то время, что подбросила нам судьба, как желанную мелкую кость оголодавшим до смерти собакам. Мы вытянули оттуда всё, что смогли. Взяли максимум. Обглодали до основания. Прожили ещё одни полгода на пределе собственных чувств и возможностей.
Как же так получается, Кирилл, что после тебя мне каждый раз приходится умирать?
Не знаю, зачем жду его. Отчаянно торможу, заставляя Глеба нервничать лишний раз, смотрю по сторонам и надеюсь увидеть его хоть мельком. Издалека. На одно мгновение.
— В одном вагоне с тобой будут ехать только наши люди и люди Валайтиса, — последние инструкции от Измайлова идут в сознании просто фоном, даже голос его преображается и становится похож на тот, которым диктор сухо зачитывает очередное объявление. — В твоём телефоне вбиты два номера, в случае любых проблем сразу звони им. В Петербурге тебя встретят лично его сын, Ян, и жена — Инга Васильевна. Если с ними будут какие-то проблемы, тоже звони по тем номерам. И аккуратнее с Яном, мы понятия не имеем, что он из себя представляет.
Наверное, он ждёт от меня каких-то слов, но горло сводит и переносицу жжёт и сдавливает, поэтому я просто качаю головой, как китайский болванчик, и улыбаюсь. Не натянуто, широко, болезненно-истерично.
Четыре часа до нового города, новой жизни. Может быть — до новых десяти лет ожидания и ложных надежд.
Никогда не угадаешь, как сложится твоё будущее. Вознесёт тебя на пьедестал славы и успеха, вонзит тебе в сердце стрелу любви и кухонный нож — туда же, или превратит в безымянную тень самого себя. Единственное, что я уяснила довольно точно: подарков от судьбы лучше не ждать, потому что расплачиваться за них приходится слишком большой ценой.
— Маш, — окликает меня Глеб, останавливая в тамбуре вагона. — Скоро увидимся.
— Сомневаюсь, — усмехаюсь я и спешу занять своё место, единственное оставшееся свободным.
Окно выходит на соседний перрон, и Измайлова я больше не вижу. Не уверена, что вообще хочу кого-либо видеть, поэтому закрываю глаза и жмурюсь изо всех сил, когда поезд дёргается и медленно начинает набирать ход.
Не знаю, зачем жду его. Через минуту, десять, полчаса после отъезда. Пока за окном мелькают виды столицы, как обычно бегущей по своим делам и не переживающей о том, что ещё одного маленького человека она безжалостно переломала, раздавила и выбросила вон.
Жизнь идёт своим чередом. Хотя бы у тех, у кого она есть.
Первый раз я приехала сюда с одним лишь вопросом. Забавно, что уезжаю сразу же, получив на него правильный ответ.
Вспомнив о конверте, достаю его и открываю свой новый паспорт. Выдыхаю судорожно и резко, еле сглатываю слюну, снова прикрываю глаза, но теперь это уже не помогает и слёзы-предатели бегут по щекам, капают на белоснежную бумагу на моих коленях.
С днём рождения, Зайцева Марьяна Владимировна.
Так что же случилось с Ксюшей?
Она влюбилась.
И я тоже.
Комментарий к Глава 15.
Итак, основная часть истории подошла к концу.
Кто вместе с Машей догадался, кто убийца?))
До окончания у нас ещё будет целых два эпилога, каждый - полноценная глава со своими событиями.
Поделитесь, какую историю вам интересно было бы прочитать?)) А я с удовольствием поделюсь своими творческими планами на ближайшие полгода и возьму на заметку какие-нибудь интересные идеи)
========== Эпилог. Начало координат. ==========
Два года спустя.
— Сними это, — он отдаёт ласковый приказ девушке, красиво двигающей бёдрами в импровизированном танце. Проводит рукой по загорелой коже, движется пальцами вверх по ноге, приподнимает край и без того короткого платья из какой-то блестящей ткани, от которой рябит в глазах.
Она смеётся. Смотрит сверху вниз на него, вольготно рассевшегося на диване, откидывает за спину светлые волосы, подмигивает ему и одним движением стаскивает с себя этот красивый фантик, открывая вид на скрывавшееся под ним аппетитное содержимое.
Большая упругая грудь с тёмными сосками, моментально затвердевшими от соприкосновения с воздухом, плоский живот с яркой серёжкой в пупке, тонкие ниточки красных трусиков, которые он сдвигает чуть в сторону, пальцами прощупывая горячие и слегка влажные складки между её стройных ног.
Чудесная девочка. Настоящая конфетка, смотрящая на него с возбуждающим вызовом.
Взгляд его тёмно-зелёных глаз встречается с её светлыми, ухмылка тут же касается губ, ладони решительно ложатся на крепкие ягодицы и мнут, сжимают их. Больше всего заводит вовсе не само тело — ему доводилось любоваться и более совершенными, — а то, с каким вожделением и обожанием эта девчонка смотрит на него.
Как на Бога.
Да, в отличие от этого выдуманного существа, он действительно сможет дать ей всё желаемое. Достаточно только вовремя опуститься перед ним на колени и пошире открыть рот для самой правильной долгой молитвы.
Ладонью неожиданно шлёпает её по заднице, и она с визгом-хохотом залезает прямиком ему на колени, откровенно елозит промежностью по вздыбленной жёсткой ткани его джинс, закусывает нижнюю губу, поглядывая на него хитро, и проводит своими пальчиками по лицу.
От неё пахнет сигаретным дымом и какой-то сладкой туалетной водой. Прямо как от любой из десятка последних его баб, словно их всех производят на одном заводе: из раза в раз меняется только цвет глаз и волос.
Впрочем, похуй.
Главное — картинка радует глаз, а умелый язычок и ненасытная пизда скоро порадуют его член. Все блага мира открыты для того, чей кошелёк ломится от денег, а фамилию передают из уст в уста восторженным шёпотом.
Войцеховский, это же Войцеховский! Он такой.!
Девочка играется пальчиками на его лице, пока не переходит на запретную территорию, зарываясь в волнистые каштановые волосы. Его будто током бьёт, и приходится сжать её запястья грубо, отводя руки в сторону.