— Так не делай, поняла? Терпеть этого не могу.
— Без проблем, — она широко улыбается, ни на мгновение не показав, что ей больно или неприятно. Видимо, очень сильно хочет попасть в категорию любимиц, а не одноразовой ебли.
Только это будет нелегко. Он давно уже старается ограничиваться лишь мимолётными связями, избегая лишних привязанностей. Печальный жизненный опыт…
— Хочу карамельки, — протягивает девчонка и наклоняется за брошенной на столик блестящей сумочкой, извлекает оттуда маленький пакетик с несколькими цветными таблетками. Высыпает их себе на ладонь, вопросительно приподнимает бровь и, не дождавшись от него никакой реакции, закидывает их себе в рот. — Комбо!
Он смеётся следом, обхватывает её шею ладонью и быстро притягивает к себе, засовывает язык ей в рот и выхватывает пару таблеток, попутно отвешивая ещё несколько звонких и громких шлепков по заднице.
— Как ты любишь? — без стеснения спрашивает она, неторопливо расстёгивая пуговицы на его рубашке. Кроваво-алый цвет её ногтей так красиво смотрится на белом фоне, что он непроизвольно залипает на нём, ненадолго выпадает из реальности и уплывает в воспоминания собственной юности.
Член резко становится каменным, и она принимает это на свой счёт, вздыхает с восторгом, поглаживая его ладошкой.
— Сделай вид, что невинная, неопытная и стеснительная, — тон его голоса теряет игривость и становится холодным, равнодушным, точь-в-точь таким, каким обычно делают заказ в магазине. Никаких иллюзий, словно между ними что-то большее, чем товарно-денежные отношения. — Совсем юная девочка, которая безумно хочет почувствовать внутри себя член и одновременно очень этого боится.
Она застывает на пару мгновении с этой будто приклеенной улыбкой, смотрит на него пристально, наверняка ожидая, когда же последует его смех и возглас «шутка», но лишь убеждается в том, что это — всерьёз. И медленно кивает, растерянно оглядывает своё практически голое тело, не зная, что теперь с ним нужно делать.
— Ну же, не бойся, — шепчет он снова сладко-сладко, нежно обводит ладонями контуры её тела, подталкивая лечь спиной на диван и перемежая пугающие слова с жадными поцелуями в шею. — Всё будет хорошо, я обещаю.
Тело под ним напрягается и покрывается мурашками, и это заводит. Только взгляд совсем не тот: настороженный, с плескающимся в расширившихся зрачках страхом. Не хватает томления, вожделения, той подкупающей преданности, с которой на него смотрели когда-то, разрешая всё на свете.
— Ты же мне доверяешь, зайка? — смотрит прямиком в её глаза и парализует своим тёмным взглядом, не позволяя отступить.
И она громко сглатывает слюну и силится улыбнуться, хотя уже не выходит: на лице появляется гримаса ужаса и отвращения.
— Конечно же доверяю.
…
— Ты же мне доверяешь? — он треплет её по щеке, смазывая слёзы, и еле удерживается от того, чтобы тут же вытереть мокрые пальцы об свою одежду.
— Конечно же доверяю, но…
— Никаких «но»! — говорит решительно и очередной раз оглядывается по сторонам, боясь, что кто-нибудь заметит их вместе. Если родителям донесут, он сильно от них отхватит, но уехать от неё просто так, молча, показалось ужасно неправильным. — Зай, всё будет хорошо. Они вспылили, потом отойдут и всё наладится. Ты же знаешь: всё, что сейчас говорят, просто слухи.
Она кивает часто-часто, и беспрестанно бегущие слёзы мелкими брызгами разлетаются вокруг. Тянется к нему навстречу, но он перехватывает её лицо ладонями и заставляет смотреть глаза в глаза, чтобы не позволить к себе прикоснуться.
Она была такая… неземная. Волшебная. Девочка-принцесса, девочка-мечта, девочка-воздушный зефир, по которой пускали слюни все мальчишки. А добился её именно он. Завоевал, сделал всё возможное, чтобы она любила его так же фанатично, как многие другие любили её.
Ничего общего с этой заплаканной, опухшей девчонкой, что стоит сейчас напротив. В какой-то несоразмерно огромной вязаной кофте, по-видимому, призванной скрыть торчащий живот, но только придающей ей ужасно убогий вид. Фигура поплывшая, как у амёбы из школьного учебника, волосы спутанные, глаза и нос ярко-красного цвета, и обкусанные губы дрожат.
Нет, вот это нечто, перепачканное слезами и соплями, вызывало в нём только жалость и брезгливость.
— Ты завтра уедешь. А как же я?
— Ну Ленок, ты же знаешь, родители так решили. Я обязательно с ними поговорю, и тогда вернусь за тобой, ладно?
— За нами, — то ли поправляет, то ли спрашивает она, опуская взгляд на торчащий живот, и он кривится в наигранной улыбке.
— Конечно. За вами. А пока я буду писать тебе. Каждую неделю. Обещаю. Будешь ждать?
— Буду, — её громкий всхлип совпадает со звуками чьих-то голосов неподалёку, и он быстро отскакивает от неё, воровато озирается по сторонам.
— Жди, — бросает ей напоследок, бросает на неё последний взгляд и выбрасывает в первую же попавшуюся на пути к дому мусорку чахлые зачатки собственного чувства вины.
Нет больше его девочки-мечты.
…
— Андрей? — она раздражающе упирается ладонями в его плечи, пытаясь привлечь к себе внимание и мешая сосредоточиться на только начавшейся игре. Если это попытка вот так топорно изобразить страх и сопротивление его настойчивости, то девчонка всерьёз рискует через пару минут оказаться вышвырнутой на улицу прямо в этих блядских нитках-трусах.
— Чего? — грубо рычит, отрываясь от её шеи и широко раздувая ноздри от злости.
— Тебе там звонят, — облизывает губы и кивает в сторону свалившегося на пол телефона, назойливо вибрирующего и заливающегося весёлой трелью, еле различимой на фоне включённой им музыки.
— Да похуй, — хмыкает он, сильно сжимает её бедро и ведёт пальцами по промежности, склоняясь губами над красиво торчащей вверх грудью.
— Тебе лучше ответить.
— Чё блять? — вскидывается он, услышав подозрительно настойчивый и, что более важно, внезапно пронизанный ледяным спокойствием тон её голоса. Смотрит на неё с яростным прищуром, от которого даже некоторые мужики ссались в штаны, хватает за запястья и рывком швыряет с дивана на пол, воздержавшись от смачного пинка по рёбрам только лишь потому, что спешит взять этот хуев телефон. — Алло!
— Некрасивое у вас поведение, Андрей Леонидович, — замечает незнакомый ему высокий мужской голос и начинает посмеиваться над тем, как он растерянно оглядывается по сторонам в поисках камеры. — Вы их не найдёте, можете себя не утруждать.
— Ты кто такой? Думаешь, тебе это просто с рук сойдёт?
— Признаю, мы как-то неправильно начали наш разговор, Андрей Леонидович. Разрешите представиться: Разумовский Даниил Александрович, заместитель начальника следственного департамента МВД по расследованию организованной преступной деятельности. Вы обвиняетесь в многократных хищениях денежных средств в особо крупном размере, участии в организации убийства Морозовой Ларисы Ивановны, в непосредственном убийстве Соколовой Ксении Владимировны, а так же в участии в преступном сообществе, согласно статьям УК РФ номер сто пятьдесят восемь пункт четыре, статье сто пять пункт один и два, и статье…
— Да пошёл ты, — смеётся он, прерывая сухое зачитывание законов, не имеющих к нему никакого отношения.
Он — сам себе закон, судья, палач. Он — на голову выше всего сброда, кто живёт согласно этим сраным пунктам и правилам.
— Зря вы так, Андрей… — ему становится слишком скучно слушать этот бред, и телефон со сброшенным звонком летит на диван, а его взгляд насмешливо провожает стремительно ускользающую прочь из квартиры девушку, уже успевшую натянуть на себя платье. — Тебе пизда, Настенька! — кричит ей вдогонку, хохоча, — ты ещё поймёшь, что выбрала не ту сторону. Играть надо за сильных!
Со злости пинает ногой стеклянный стол, который пафосная дизайнер, работавшая над обстановкой этой квартиры, заказывала напрямую из какой-то семейной мастерской в Италии. На этом же столе он и выебал её, в качестве прекрасного бонуса за проделанную работу.
Опускается на диван, встряхивает внезапно закружившийся головой и несколько раз моргает, отгоняя поплывшие перед глазами тёмные пятна. В мыслях мелькает воспоминание о том, что он брал у свалившей тёлки какие-то таблетки, но о них как-то быстро получается забыть. Пожалуй, единственное, о чём он по-настоящему беспокоится сейчас, это о собственном неудовлетворённом желании и ощущении, что эта шваль сама его поимела.