Прибавляю несколько делений звука, хотя, казалось бы, и сам могу наизусть процитировать все возможные официальные версии случившегося.
Удобные версии. Максимально выгодные всем нам – и мне, и стороне Валайтиса.
«- По данным проведённых анализов, в крови погибшего были обнаружены большие дозы алкоголя, наркотических средств, а так же следы препаратов, предназначенных для лечения психических расстройств. Как отметил наш источник из правоохранительных органов, родственники и близкие знали о том, что погибший периодически проходил лечение, однако ранее у него не случались приступы агрессии…»
Ухмылка невольно появляется на моих губах ещё при упоминании обнаруженных в крови веществ, ведь на самом деле машина вместе с отцом выгорела так, что эксперты не смогли найти ни капли биоматериала, даже чтобы просто подтвердить его личность. Но это – лишь частности, нюансы, в которых не будет разбираться никто не заинтересованный; а все заинтересованные сейчас сосредоточены на том, чтобы попытаться спасти свою шкуру.
Первая волна ненависти к загадочному главе крупнейшей корпорации с нереально дорогой машиной начинает идти на спад, и скоро на смену ей придут презрение и жалость. Когда все каналы, газеты, интернет-издания и радиостанции будут наперебой твердить о том, что изначально возведённый в ранг дьявола во плоти мужчина был лишь психически больным, практически недееспособным человеком, чем нагло пользовались его подельники, занимавшие высокие посты в государственных структурах.
При обыске в его квартире, где якобы был убит Ибрагим, обнаружили компрометирующие документы на всех его друзей. Точнее – на всех врагов Валайтиса, которых вышло разом смести с дороги к желаемой власти.
А Андрей Войцеховский так и останется лишь не подозревавшим ни о чём шизофреником, случайно погибшим из-за приступа острого психоза. Одно лишь хорошо: что его сын ни к чему не причастен, вменяем и способен единолично управлять своим наследством.
Надеюсь, ты рад, папочка, что я оказался совсем не таким бестолковым и никчёмным, как показалось сначала.
Только вот крик, тот чёртов крик снова со мной. Навечно. Чтобы напоминать о том, что я ничуть не лучше столь яро ненавистной мне семьи. Точно такая же эгоистичная, хладнокровная мразь, как мой отец. Такой же убийца, лишь под прикрытием надуманных благих намерений.
Трель входящего звонка бесцеремонно врывается в поток самобичевания, заставляет меня напрячься ещё сильнее в тот момент, когда взгляд выхватывает имя абонента. Первая реакция – не отвечать. Только вот приходится жёстко останавливать себя в желании зарыть голову в песок, и вспоминать о том, что мне всё равно не удастся вечно от неё бегать.
- Слушаю?
- Ну надо же, Кирилл, и месяца не прошло! Когда-нибудь настанут времена, когда на мои звонки ты начнёшь отвечать в тот же день! – несмотря на то, что время только переползло отметку восьми часов утра, на фоне быстрой и как обычно слегка скомканной Сашиной речи уже слышатся громкие крики её детей.
К сожалению, её претензии – не такая уж шутка. После пожара и обрушения офисного здания я не отвечал ей почти месяц. Не мог собраться с мыслями. Не мог найти в себе силы. Не мог унять удушающее чувство вины за то, что случилось с Ильёй. Даже перед его родителями и родными сёстрами не испытывал такого раскаяния, как перед Сашей.
Они росли вместе. Копошились в одной песочнице, ходили в одну группу детского сада, а позже – в один класс. И порой, глядя на их полное взаимопонимание и совпадение взглядов на жизнь, трудно было поверить в то, что они не были ни родственниками, ни парой.
- Пришлось решать очень много вопросов, совсем не было времени.
- Ну-ну, - недовольно хмыкает она и тут же вздыхает, заметно смягчает тон голоса: - Как ты вообще?
- Ты же знаешь, у нас не было тёплых родственных чувств друг к другу, - максимально сглаживаю формулировки, стараясь звучать равнодушно и спокойно, - горевать по нему я не буду.
- Я подумала, ты можешь быть дезориентирован и растерян.
- Из-за внезапно свалившегося на меня богатства? Или острой нехватки пренебрежения и презрения в свой адрес?
- Ой, теперь я поняла, что ты действительно в полном порядке, - отмахивается она от моего сарказма и тут же перескакивает на свою любимую тему: - Самое время подумать о себе и взять отпуск. Съезди куда-нибудь на недельку, отдохни как следует. Вот и Серёжа говорит, что если много работать и постоянно перенапрягаться…
- Серёжа – ветеринар, - со смешком перебиваю её нравоучения, за последние лет пять выученные уже наизусть.
- А ты и пашешь, как конь! Так что прислушайся, а не ёрничай!
- Уже, Саша, уже. Прямо сейчас еду в Санкт-Петербург.
- Столько лет тебя знаю, и всё равно не понимаю, - замечает она вполне искренне, озвучивая то, о чём сам я думал на протяжении почти всего нашего непродолжительного брака. Как бы хороша, добра, прекрасна она не была, мы жили в параллельных реальностях, не имевших ни одной точки соприкосновения. С Сашей я никогда не мог быть собой, не мог в полной мере поделиться тем, что на самом чувствовал, чем занимался, чего хотел достичь. Она бы не поняла. Не приняла. – И что ты там собираешься делать?
- Предложение руки и сердца.
Саша коротко смеётся и разговор между нами сменяется на обоюдное и многозначительное молчание, которое я выношу на удивление стойко, хотя последние десять дней всеми силами стараюсь избегать любой тишины, зная, что рано или поздно её прервёт очередной дикий крик в моей голове.
- Ты не пошутил? – на всякий случай уточняет она, и от спешки практически сьедает последнее «л».
- Не пошутил.
- Это… та самая девушка?
- Та самая, - вроде просто повторяю за ней, но внутри что-то трещит, искрит и взрывается фейерверками от этих слов. Меня встряхивает, обдаёт жаром и сразу следом – холодом, приходится крепче сжимать ладони на руле и убирать ногу с педали газа, пока машину не повело таким же опасным креном, как меня.
Не могу думать о ней и оставаться спокойным. Не могу сосредоточиться на ни чём, чёрт побери, стоит лишь напомнить себе, что я впервые вот так еду к ней. За ней.
Притормаживаю у обочины и стараюсь унять сердцебиение, достигшее такой силы и скорости, что от него моё тело колотит, как в лихорадке.
Если бы ты только видела, как я боюсь остаться без тебя, Маша.
- Я очень за тебя рада, Кир. Правда очень рада, - повторяет восторженно Сашка, хотя я ничуть не сомневался в том, какой будет её реакция: кажется, моя неустроенность в жизни вызывала у неё даже больше волнения, чем у меня самого. Особенно, когда не стало Ильи и прежде делимая на двух забота целиком досталась мне одному. – Уверена, у вас всё сложится. Несмотря на то, что лично мне больше нравится быть с тобой в разводе.
- Спасибо, - говорю на автомате, не задумываясь, нарушая давно сложившуюся традицию по обмену шутками касаемо нашего брака. Может, оно и к лучшему, потому что так она сразу улавливает, в каком раздрае я нахожусь и по привычке спешит свернуть общение, оставляя меня наедине со своими демонами.
- Тогда… пока? Не пропадай только больше, я же переживаю.
- Пока.
Что-то бормочут сквозь хрипы помех дикторы на радио, машину изредка покачивает от того, на какой огромной скорости пролетают мимо другие автомобили. А у меня так и дрожат руки: пальцы ходят ходуном, потеют ладони, напрягаются предплечья, и взгляд цепляется за торчащий край шрама.
Закатываю рукава рубашки по локоть, но всё равно никак не получается справиться с ощущением, что выступающие на руках вены пульсируют, жгут изнутри. Это она – в них. Растекается по моему телу, заполняет меня, заставляет гореть долгих двенадцать лет без возможности спастись.
Вот в чём разница: в то время, как остальные стараются не будить живущих внутри меня демонов, Маша оказалась единственной, кто яростно тормошит их, дразнит, вызывает на неравный бой и неизменно побеждает, приручая к своим рукам. К пухлым податливым губам, к штилю, шторму или ледникам глаз, к исцеляющему и успокаивающему теплу тела.
Она зовёт, вытаскивает наружу ту тьму, которую у меня не выходит подчинить и усмирить. А у неё – получается. Даже так, на расстоянии. Даже когда её ненависть ко мне перестала быть только громкими словами.