Кажется, она и вовсе изменилась. Распустилась великолепным, диковинной красоты цветком, чей тонкий сладкий запах ощущаю даже на расстоянии, в первую же секунду, как выскакиваю из машины ей навстречу.
Мы оба останавливаемся, замираем в нерешительности, сканируем друг друга взглядом. Долго, пристально, так жадно и голодно, что у меня перехватывает дыхание и бросает в жар.
Она выбежала на улицу в одном лишь тонком, светлом платье - слишком опрометчиво для прохладной майской погоды. И теперь еле заметно мнёт пальцами подол, наверняка думая с досадой, насколько это становится очевидным: Маша Соколова ждала меня.
Несмотря ни на что, ждала каждую минуту, пока я сомневался и тянул.
- У тебя собака? – спрашивает она удивлённо, а я оглядываюсь назад и тихо чертыхаюсь, увидев торчащую из-за распахнутой двери мордаху пса, деловито расположившегося на водительском сидении.
- Вроде того, - пожимаю плечами как-то виновато, чувствуя себя полным дураком при мысли о том, что начну рассказывать ей, как подцепил нестандартного попутчика на заправке. Но внутренняя потребность как-то оправдать собственные слабости берёт верх, и подталкивает сказать ещё хоть что-нибудь. – Не успел даже придумать ему кличку, хотел ограничиться простым «Пёс». Но теперь мне кажется, что это отвратительная идея.
- Довольно… сомнительная, - кивает в ответ, и уголки её губ на несколько особенно волшебных мгновений взлетают вверх, сбивая планету с оси и вызывая мощное землетрясение, от которого асфальт под моими ногами трясётся и раскачивается по широкой амплитуде.
Это взрыв, вспышка, конец света. Ебучий судный день, пережить который я уже и не надеюсь.
Смотрю на неё, как на чудо света. На спустившееся прямиком с небес божество. На квинтэссенцию всего самого счастливого, хорошего, искреннего, что было за убогие тридцать лет моей жизни. И внутри всё заходится от смеха над самим собой, своими наивными рассуждениями и нереально-благородными намерениями.
Никогда я тебя не отпущу, Маша. Не приму никакой отказ. Не дам тебе этого блядского выбора, пока есть хоть один шанс, что он будет не в мою пользу.
- Поехали домой? – выпаливаю быстрее, чем успеваю осмыслить свои слова. Вижу, как она одёргивает себя и хмурится, напрягается, замечая мои импульсивные, поспешные, отчаянные шаги вперёд.
Жду отступления. Сопротивления. Горячей точки. Холодной войны.
Но последнее расстояние оказывается преодолённым, и наши тела соприкасаются легко и беспрепятственно. Кончик её носа трётся о мою шею аккурат над воротничком рубашки, горячие ладони ложатся на плечи осторожно, боязливо, выдавая такую разную, но общую дрожь. Судорожно целую светлую макушку, запускаю пальцы в мягкие волосы и любуюсь тем, как играют на них солнечные блики.
Удивительно, но в Петербурге не идёт дождь. И солнце светит тепло и ласково.
- Сколько времени у нас будет на этот раз, Кирилл? Ночь? Несколько дней? Ещё одни полгода?
- Вся жизнь, Ма-шень-ка, - шепчу с улыбкой на губах и сжимаю её сильно, захлёбываясь бесконечными признаниями в том, как невыносимо нуждаюсь в ней. Стискиваю в объятиях ещё крепче, до хруста костей, до остановки синхронно колотящихся сердец, до всхлипа чистого восторга и глубокого вдоха счастья, обретённого спустя долгие двенадцать лет не ложных надежд. – Клянусь, что теперь у нас с тобой будет вся жизнь.
Комментарий к Эпилог. Бесконечность.
Дорогие мои!
Спасибо всем, кто был здесь со мной (эта работа для меня по многим причинам особенная). Спасибо всем, кто писал отзывы, ждал новые главы и переживал за судьбу героев!
Приглашаю вас в свою новую работу о Глебе (Ходи!):
https://ficbook.net/readfic/10467771
А ещё заглядывайте и подписывайтесь в недавно созданную мной группу в ВК:
https://vk.com/nelma_fish_house
Там будет эстетика, плейлисты, анонсы новых глав и новых работ, не вошедшие в основные работы отрывки, разбор персонажей, пояснения по символизму и отсылкам (в этой работе их много-много!), и много ещё интересного и полезного.
Так же 8 марта выйдет подарок: мини-пвп история о том самом новогоднем корпоративе Вики/Ильи (да, новогодняя история весной - потому что я невероятно оригинальна! 😏)
С нашими героями мы не прощаемся навсегда, обещаю. Так что просто: до скорой встречи..!
========== Бонус. Возведение в квадрат. ==========
Чёртовы привычки сводят меня с ума. С полудня хожу сонной мухой, еле нахожу силы для самых простейших дел, даже не разговариваю без лишней необходимости — то ли слабость такая, то ли лень. Но в половину одиннадцатого вечера мой организм вдруг вспоминает, что ложиться спать он привык ближе к двум ночи, и под тяжёлым тёплым одеялом я просто кручусь и ёрзаю, проклиная всё на свете.
Зима — время спячки. У меня она тоже настала, но совсем в ином плане: притаилась тревога, с которой мы шли рука об руку сколько себя помню. Теперь же она ждёт ненавистного апреля, звуков прошлого, — капли по карнизу, визг шин, телефонный звонок, — что давно не пугают меня как раньше, но заставляют сердце рефлекторно пропускать один удар. Она ждёт жаркой поры, душных ночей, чтобы шепнуть мне сквозь рваный, поверхностный сон: «Ты помнишь?»
Я помню. И тоже жду.
Впервые жду со спокойствием, со столь несвойственной мне смелостью, с лёгким любопытством. Впервые уверена, что выдержу это и не сломаюсь.
Горячее дыхание щекочет шею, и по коже то и дело пробегают мурашки. Они игриво скачут по плечам, а потом подхватывают всё тело, — когда ладонь ложится мне на грудь, — и растворяются теплом под уверенным крепким объятием.
— Я так по тебе соскучился, — шепчет Кирилл торопливо, и можно подумать, будто он очень спешит рассказать мне о своих чувствах. На самом-то деле он и вовсе не хочет ничего говорить, но день ото дня ломает собственные привычки, учась озвучивать мысли и выражать вслух то, что раньше читалось лишь во взгляде.
У меня так не получается. Но я стараюсь, правда. Просто эти привычки… чёрт, как же тяжело их менять.
— Почему-то именно сегодня соскучился особенно сильно, хотя обычно совещания помогают, постоянно перетягивая внимание и отвлекая от мыслей о том, что происходит дома, — он прижимается вплотную к моей спине, и каждый миллиметр тела, где моя голая кожа соприкасается с его, словно кипятком обдают. У меня и дышать выходит еле-еле, настолько сильно, отчаянно он стискивает меня рукой под грудью, но отстраниться я не могу. И не хочу.
У него теперь есть слова, у меня же осталась только возможность вцепиться в его предплечье пальцами, — так, что подушечка указательного ложится аккурат в бороздку шрама, — и хотя бы так показывать, насколько сильно мне нравится быть на своём месте.
И это тоже — впервые.
Я люблю, когда он говорит со мной. Не важно о чём, лишь бы слышать его голос, — подумать только, уже четырнадцать лет! — отгоняющий от меня кошмары, яркой путеводной звездой выводящий из тьмы собственных тревог и страхов.
И когда среди ночи меня вновь настигает пожар, кусают в спину языки распространяющегося пламени, душит едким чёрным дымом, пробирает до дрожи доносящимся откуда-то издалека, — прямиком с того света, — смехом и криком Ксюши, я прижимаюсь к нему и прошу, чтобы он говорил, говорил, говорил мне хоть что-нибудь. А Кирилл гладит меня по голове, шепчет такое родное, любимое, уютное «Тише, тише», и рассказывает мне обо всём на свете.
Как они с мамой ходили на речку, и он каждый раз пытался утащить с собой несколько камней в карманах, потому что боялся, что кто-нибудь другой придёт после них и заберёт все до последнего.
Как он мечтал стать ветеринаром и спасать животных, увидев одну из тех передач, что крутили по телевизору. Но, когда учился в первом классе, ребята как-то притащили на школьный двор сбитую машиной кошку, и палками ковыряли её, чтобы посмотреть, что внутри. Даже девчонки посмотрели, а он — не смог, слишком противно стало, и от мечты пришлось отказаться.
Как первый год работы с Глебом специально изводил его, вынуждая уволиться. А тот изводил его в ответ, и это всегда выходило неожиданно весело.