– Хм, а ты смелая, – всё тем же густым мужским голосом произнесло Дитя.
– Приходится, – ответила Данка, смачивая тряпку снова.
– Моя кузина Вечера тоже, говорят, была такой, пока один из касарийцев не перерезал ей горло до самого позвоночника и не бросил её труп в бездонную яму.
– Я знаю.
– Будь осторожна, – улыбнулось Дитя и, надкусив яблоко, подмигнуло Фину и исчезло в темноте пустого коридора.
Глава 3 Тихие залы Туренсворда
Корвен стоял рядом с троном, у столика, где обычно покоилась альмандиновая корона, когда её не надевал король, и бережно протирал алые сверкающие зубцы. Его рёбра и позвоночник все ещё болели. Дубинки, которыми воины кадерхана избили хранителя ключей, когда тот бросился защищать свой замок от мародёрства северных головорезов и солдат Озёрного замка, были крепкими, а синяки и ушибы, оставленные ими, не прекращали саднить, но лишь в своей комнате Корвен позволял себе болезненно согнуться прежде, чем тяжело сесть на кровать и заплакать.
Всё изменилось с тех пор, как армия Туренсворда проиграла битву за корону. Ослепительно белый тронный зал, как и весь замок после демонстративного сожжения алых агдеборгов с чёрными бычьими головами прежних королей, всюду был завешан флагами из белого шёлка с алой лилией посередине. Статуи богов на площади Агерат, оскверняющие взор набожной леди Улиссы, теперь закрывали плотные полотна, принцесса Ясна томилась в своих покоях под охраной нескольких Ловчих, а двуличные придворные, которые ранее сгибались до самого пола перед королём Осе и королевой Суаве, теперь в открытую очерняли беглого короля и память павшей в бою принцессы Вечеры. Будь Корвен моложе, он бы донёс до каждого своё негодование пощечиной, что ему вполне позволял его титул, но поскольку с каждым годом силы и ловкости у него оставалось всё меньше, он прибегал к мести менее открытой, но от этого не менее действенной, и подмешивал особенно желающим угодить новому королю дамам и их мужьям в еду слабительных трав, а то и вовсе помёт.
Вечера… Бедная девочка. Надо было видеть, с каким удовольствием те двое грязных касарийцев рассказывали, как перерезали побеждённой принцессе горло и бросили тело в Змеиную яму. Даже не самый лучший уровень знания им касарийского позволял камергеру ознакомиться с мерзкими подробностями.
– …Она реветь, а я её – раз! – за косу как натянул. А она глаза как вытаращила, а я ножом её по шее да до самой кости. Кровь как брызнула, будто из коровы, а она захлёбывается, на меня смотрит. Мы её и пнули в яму ту, чтобы не глядела…
– …Она ещё за траву пальцами хваталась…
– И бык её ещё так кряхтел: кхмп-кхмпкх…
– Смешно так упала!
– «Спасите, помогите!»
И хватались за горло, изображая предсмертные муки, и хохотали, празднуя расправу пинтами пива.
Да что уж теперь? Оставалось только и надеяться, что хотя бы боги не забыли о ней, и сейчас огонёк её души нашёл покой среди себе подобных и бродит по горным склонам в вечных поисках города Богов.
Как же пусто стало в Туренсворде… Сначала без задорного смеха принца Кирана, потом без шороха алой юбки любимого платья Вечеры, без прячущейся по углам и следящей за Влахосом Ясны, без всех… Туренсворд стал голым, осквернённым и чужим. Только корона у Корвена в руках будто вовсе не заметила перемен и продолжала сиять в ожидании официальной церемонии коронации.
Позади послышались тихие шаги.
– Корвен?
Это был Сальвадор Монтонари. Облачённая, подобно монаху, в скромные чёрные одежды худощавая фигура младшего брата графа Южных земель с момента их последней встречи стала заметно тоньше, даже в лице он несколько изменился – щёки побелели и впали, скулы заострились, придав его лицу ещё более хищное выражение. Красивые светлые глаза портили тёмные круги, по всей видимости, полученные хранителем казны после нескольких бессонных ночей. Только натёртые казначейские золотые монетки вместо пуговиц все так же блестели на его груди, как и прежде.
– Сальдо? – камергер обернулся. – Рад вас наконец-то видеть. Где вы были?
– Только что вернулся из Мраморной долины. Надо было решить дела в банке. Как вы? – спросил хранитель казны, голос его звучал так, будто его обладатель был сильно простужен.
– Бывало и лучше, – признался старик. – А вы неважно выглядите.
– И вы, – ответил королевский казначей.