– Ты весь горишь, – прошептала она.
Мышцы лица Эрнана на секунду передёрнул сильный нервный тик.
– Больно… Больно… – застонал он. Четта взяла мужа за руку. Тонкие и огрубевшие, как у старика, пальцы графа больно стиснули руку жены.
– Ш-ш-ш, сейчас обезболивающее подействует. Ш-ш-ш-ш…
Прошло несколько бесконечно долгих минут, прежде чем мышцы на лице Эрнана наконец-то начали расслабляться, соразмерно волнам утихающей боли в ноге, а на лице его появилось выражение, отдалённо напоминающее облегчение. По крайней мере, его жене хотелось так думать.
– Эта рана убивает меня… – прошептал граф, косясь на почерневшие ногти на пальцах ноги.
– Тебе нужно послушать совета Фермина, – Четта думала, что не найдёт в себе смелости снова предложить ему ампутацию. – Иначе ты можешь умереть.
– Никогда! – сверкнули во мраке темно-зелёные глаза графа. – Никогда, слышишь?! Я не позволю ему отрезать себе ногу!
– Милый…
– Нет! Пусть ищет лекарство… Нож… нож этой белобрысой девки был… отравлен! Очевидно! А раз есть яд, должно быть… и противоядие! Противоядие должно быть!.. Пусть Фермин лучше копается в своих книгах, за что я ему плачу? Уж не за то, чтобы он сидел на кухне и сжирал всё, что видит… пусть ищет… А не найдёт, так… гони его. В Кантамбрии полно других лекарей!
– Эрнан, ты не хуже меня знаешь, что Фермин – один из лучших лекарей юга. К нему даже обращаются за помощью из академии. Именно у него желают учиться многие врачеватели.
– А какое мне до этого дело?! У меня болит нога! Неужели так сложно понять, чем был намазан проклятый нож этой дряни!
– Фермин уже обращался к другим лекарям и в Скорпионьей норе, и Аквамариновой бухте, написал даже в академию алхимиков Эвдона. Они не знают, что это может быть за яд. Он уже всё перепробовал, все противоядия, которые у него есть! А что, если это новый яд, противоядие от которого ещё не придумали, Эрнан?
– Я не дам ему отрезать себе ногу! – Эрнан грубо отбросил руку жены. – Лучше дай мне воды.
Четта протянула мужу кубок, который стоял здесь же.
– На.
Эрнан сделал первый глоток и тут же выплюнул его, забрызгав и себя, и кровать.
– Почему вода горькая?! – в ярости завопил граф и сплюнул остатки.
– Разве? – испугалась Четта.
– Попробуй сама, – Эрнан оттолкнул протянутый кубок.
Четта сделала глоток.
– Она не горькая, милый, – женщина удивлённо посмотрела на кубок, затем на мужа. – Это обычная вода.
– Ты врёшь!
– Нет. Выпей ещё.
– Нет, принеси другую! Роса! Роса!
Девочка вбежала в покои. В отличие от Четты, она не смогла не поморщиться от отвращения, вдохнув жуткий запах.
– Роса, принеси мне воды!
Эрнан приподнялся на дрожащей слабой руке, выхватил у жены кубок и с размаху швырнул его в служанку. Немая девочка в последний момент успела увернуться от точного броска. Кубок со звоном влетел в стену и отскочил в сторону с огромной вмятиной на боку.
Резкий звук удара больно пронзил виски Эрнана. Он сжал ладонями уши и упал на спину.
– Больно!
– Что ты творишь?! – воскликнула Четта, глядя, как девочка отряхивает обрызганное водой платье, но мгновенно осеклась, видя, какую боль резкие звуки причиняют её мужу. – Прекрати!
– Неси другую воду. Эта отравлена!
Золотая Роса выбежала в зал.
– Эрнан, это всё яд, – попыталась она достучаться до одурманенного отравой разума мужа.
– Нет, это эта баладжерка… – Монтонари схватился за шею, будто что-то начало душить его изнутри. – Баладжерка… Это она, я знаю… Она… Она ночью крутилась у моего кубка и добавила что-то туда, пока думала, что я сплю. Я видел! Надо было отдать её в Дом невест! Мне за неё сотню сибров предлагали!
– Прекрати… Эрнан, прошу тебя, прекрати!
– Золотая Роса хочет меня отравить!
– Никто не хочет тебя отравить!
– Не смей мне врать – я всё видел!
– Золотой Росы не было здесь ночью – я ночевала у твоей двери, – Четта упала на колени рядом с кроватью мужа и схватила его руку, прижав к груди. – Роса спала в своей комнате. Здесь была только я!
Эрнан посмотрел на жену в замешательстве.
– Милый, тебя никто не хочет убить. Это рана. Фермин говорил, что из-за неё тебе может казаться то, чего нет.
В проеме двери снова показалась обёрнутая платком голова Золотой Росы. Девочка, прижимая к груди серебряный кувшин с чистой водой, с опаской посмотрела внутрь комнаты, выглядывая, не кинет ли хозяин в неё чего-нибудь ещё, и, удостоверившись, что опасности нет, вошла.