Он думал о том, что связующие ниточки этого дела по-прежнему ускользают у них из рук. Думал о дочери Карлмана и о Луизе Фредман. Одна из них, узнав о смерти отца, пыталась покончить с собой, другая долгое время наблюдалась в психиатрической больнице. Неужели это простая случайность? Теперь он был уверен, что нет. Тогда получается, что Веттерстедт — исключение. Ведь взрослых детей было только двое. Валландеру вспомнились слова, как-то оброненные Рюдбергом. Если одно событие предшествует другому, это еще не значит, что с него все и началось. Не тот ли это случай? Валландер попробовал представить, что их преступник — женщина. Нет, невозможно. Недюжинная физическая сила, которую демонстрировал убийца, скальпы, топор, кислота в глазницах Фредмана. Нет, это — мужчина, решил Валландер. Мужчина, который убивает мужчин. А женщины тем временем убивают себя или становятся душевнобольными.
Валландер поднялся и перешел к другой скамейке, будто желая подчеркнуть, что это еще не единственно возможное объяснение. Густав Веттерстедт явно был замешан в темных делах, будь он хоть трижды министр юстиции. Между ним и Карлманом существует слабая, но очевидная связь. Предметы искусства, кражи, возможно, изготовление подделок. Но прежде всего — деньги. Что ж, если копнуть поглубже, то может оказаться, что у них и с Фредманом были какие-то делишки. В материалах, предоставленных Форсфельтом, Валландер ничего похожего не нашел, но сбрасывать эту версию со счетов все же не следовало. Они вообще ничего не должны сбрасывать со счетов, в этом-то и состояла их проблема. Но только так у них появлялся шанс докопаться до истины.
Валландер задумчиво наблюдал за датским парусником и за людьми на борту, которые теперь старались свернуть капризный парус. Валландер вытащил из-под себя тетрадь и прочитал последнее записанное им слово. Мистика. Убийства носили явно ритуальный характер. Так считал сам Валландер, на это обстоятельство во время последней оперативки указал и Матс Экхольм. Скальпы — это ритуал, каковым во все времена являлось собирание трофеев. Скальпы имеют такое же значение, как голова лося на стене в доме охотника. Скальп — это доказательство. Но доказательство чего? Кому оно нужно? Только ли преступнику или кому-то еще? Богу ли, дьяволу ли, порожденному его больным воображением? Другому ли человеку, который на вид так же невзрачен, неприметен и лишен какой-либо эффектности, как и сам преступник? Валландер задумался над тем, что Экхольм говорил о заклинании духов и обряде инициации. В этом случае жертвоприношение совершалось во благо другого человека — того, кто желал что-то получить. Богатство, талант, здоровье. Да мало ли что. Например, в одну банду мотоциклистов можно было попасть, только пройдя жестокое испытание и показав, на что ты способен. В США нередки были случаи, когда для вступления в какое-то общество требовалось убить случайного человека или любого, на кого тебе укажут. Страшное поветрие уже начало распространяться и в Швеции. Тут Валландер остановился. Он знал, что в Сконе существуют банды мотоциклистов, вспомнил сарай у Карлманова холма. В голову пришло невероятное: след, или, лучше сказать, отсутствие следа, ведет к банде мотоциклистов. Он старательно отогнал от себя эту мысль, хотя понимал, что исключать нельзя ровным счетом ничего.
Валландер снова пересел на первую скамейку. Вернулся к началу пути. Он понял, что должен с кем-то поговорить, иначе ему не продвинуться вперед ни на йоту. Он подумал об Анн-Бритт Хёглунд. Удобно ли беспокоить ее вечером в воскресенье? Валландер направился к машине. Позвонил. Анн-Бритт дома. Будет очень рада его видеть. Чувствуя угрызения совести, он отменил визит к отцу. Сейчас ему необходимо представить свои рассуждения на суд другого человека. Именно сейчас, пока он не запутался.
Валландер ехал в Истад, немного превышая допустимую скорость. Насколько он знал, никаких проверок на то воскресенье не намечалось.
В три часа он затормозил перед домом Анн-Бритт. Она встретила его в светлом летнем платье. Двое ее детей играли на участке соседей. Анн-Бритт предложила Валландеру сесть на подвесную садовую скамеечку, а сама расположилась в плетеном кресле.
— Я действительно не хотел тебе мешать, — сказал он. — Ты бы вполне могла отказаться.
— Вчера я была очень усталой, — ответила она. — И все мы были усталые. И сейчас — тоже. Но сегодня мне все-таки немного лучше.